— На поле боя — затишье. Решающая военная схватка еще предстоит Кемалю. Если не произойдут какие-нибудь неожиданные перемены. А пока что вовсю действует дипломатия. Мы постараемся там подписать украинско-турецкий договор. Такой же, как Московский. Московский крепко, очень хорошо ударил по империалистам. Они хотели бы удушить и нас, и волю народов Востока к освобождению… Но мы постараемся…
— Разрешите спросить, в чем незадача? — это Ваня.
Фрунзе неторопливо отвечал:
— Антанта добивается все того же — наши отношения с Ангорой подорвать. Ангорское правительство, как видно, далеко не монолитное. Колеблется. Этим и пользуется Антанта. Все идет в ход — клевета, наговоры.
Ваня подумал: «Не впервой лгут, и не скоро кончат».
А Фрунзе:
— Не унимаются и панисламисты, мусаватисты, дашнаки, белогвардейская верхушка. Скажем, в Константинополе шипят на нас и хорохорятся штаб Врангеля, Монархический союз да «Союз спасения родины» — этакое названьице! Комитет партии кадетов да «Союз офицеров армии и флота». И кто его знает, сколько еще всяческих черных союзов. Без устали распространяют лживые слухи, что и красная Москва вот-вот пойдет войной в Анатолию. Мол, в Закавказье уже изготовилась Красная Армия, с нею комиссары, Чека… Но мы приедем, турки увидят, товарищ Скородумов, вас, красноармейца, вашу звезду на буденовке, скажут: слухам больше не верим, вот она, Красная Армия, у нас в гостях, луна узнается по восходу, человек — по походке. Увидят, кто друзья, кто враги.
Ваня слушал принахмурившись, очень внимательно. Фрунзе говорил о дороге, показывая ее на карте:
— Вот здесь начинается колесный путь, тропы… В прошлом году Анатолия была отрезана от нас. Первая наша делегация добиралась три с лишним месяца. Не пропускали ни грузинские меньшевики, ни армянские дашнаки. Пришлось идти нейтральной полосой, вот этим коридором. На всякий случай — под охраной кавполка и пулеметного взвода вдобавок. Были стычки с отрядами дашнаков…
Кто-то заметил с гордостью:
— Теперь-то они — советские, Грузия и Армения!
— Да, проедем спокойно. А как будет в самой Турции — увидим. Дорогу осложнит, возможно, некоторый груз.
— На чем поедем-то, товарищ командующий?
— До границы — поездом. Дальше железной дороги нет, поедем на лошадях. При этом придется иметь в виду невообразимый бандитизм в горах. По сообщениям из Баку, в самой Анатолии действует множество мусаватистских групп — бежали с Кавказа. Одна из них называется «Вожаки». Эти «вожаки» надеются, что армия Восточного фронта турок вот-вот пойдет в наступление на Азербайджан, и они тогда станут вожатыми — проводниками турецких войск. Тайно работают в Анатолии и агенты сэра Герберта Харингтона — верховного ставленника Англии в оккупированном Константинополе, того самого Харингтона, который арестовал в Константинополе сотрудников нашей торговой миссии, держал их в железной барже-тюрьме, потом на фелюгах под конвоем миноносца отправил к берегу Крыма. Так что будет трудно…
«Ничего, тропами проедем, — подумал Ваня. — С карабином в руках!»
— Первая наша задача — добраться. Прошу вас тщательно подготовиться, время еще есть. Одежду, обувь надо будет подновить. Продумать, что взять с собой в дорогу. Настроиться, уяснить себе обычаи, нравы, даже религиозные, чтобы случайно не оскорбить… Будем и в дороге учиться. Надеюсь на нашу с вами дружную работу от начала до конца этой, очевидно, длительной экспедиции. В августе я был в Москве, советовался с товарищем Лениным и с Чичериным, но об этом расскажу вам в другой раз.
ГОРЯЧИЙ АВГУСТ
В начале месяца Фрунзе вызвали из Харькова на пленум Центрального Комитета. Задумано, что поедет в Анатолию он, член ЦК, «цекист». Наркоминдел Чичерин говорил:
— В нашей мировой политике наши отношения с Турцией имеют настолько крупное значение, что вопрос о личности нашего представителя в Ангоре прямо-таки главный. Надо, чтобы наш представитель импонировал туркам, и следовательно, был личностью с сильной волей и умом.
В светлой выгоревшей гимнастерке Фрунзе шел через Красную площадь к главным воротам Кремля — на утреннее заседание. Дымок вился из-под подковок на каблуках. Город плавился в зное. Солнце раскаляло камни мостовых. Над Россией стояло сухое, казалось, шуршащее небо. Хлеб сгорел. Плакаты кричали: «Волга вымирает!» Сейчас в Красной комнате, перед кабинетом Ленина, будут говорить о хлебе и о хлебе, о спасении людей, Республики.
В прошлом году, направляясь на Крымский фронт, командующий Фрунзе вошел в эту комнату — заседал Совет Труда и Обороны… Красные обои, длинные столы под красными скатертями, белые кресла, обитые красным плюшем, резко белеющая кафельная печь — такой запомнилась Красная комната. Тогда, после заседания, поздно вечером, Фрунзе ходил с Лениным по кремлевскому двору — обсуждали план военных операций. В полночь поднялись снова на третий этаж. В своем кабинете Владимир Ильич за столиком у стены поил Фрунзе чаем, угощал ломтиком хлеба на тарелочке. Обо всем тогда переговорили…
И сейчас бы… Тревожно оттого, что далеко не все было ясно. Общая цель — поддержка ангорского правительства. Но каким все-таки должно быть глубинное содержание поездки? Какие особенности? И как там в Ангоре расположились в правительстве силы сейчас, когда так успешно развивается поход афинской армии? К чему подготовиться? Чего больше всего опасаться и избегать?
Он признавался себе, что пока его сведения об обстановке крайне скудны и незначительны. Это обстоятельство волновало его больше, чем опасности дороги в анатолийских горах, где развертываются кровавые сражения.
Вчера, войдя в Красную комнату, Фрунзе не узнал ее — перестроили. Расширилась, не два, а четыре окна; на дверях и окнах — шторы. Но по-прежнему дверь открывается в кабинет Ленина.
Люди сидели за двумя длинными столами, примыкающими к поперечному. Открылась дверь, из своего кабинета вышел Ленин и сел с краю. Сразу началась работа. Ленин, заметив Фрунзе, приветливо кивнул ему.
Напряженны утреннее и вечернее заседания, перерывы редки. Выступления кратки, сосредоточенны: как идет сбор продналога, поступление и перевозка семян, организация питательных и медицинских пунктов, спасение детей… Решено: военные — члены ЦК, находящиеся в Москве, — соберутся, обсудят, как Красная Армия поможет голодающим. Это предложение Ленина. Решено: Калинин безотлагательно поедет в голодающие губернии…
Ленин, бледный — чувствовалось, пересиливая нарастающую усталость, — все-таки стремительно делал какие-то пометки, подсчеты. Фрунзе видел и то, как чутко, подняв брови, будто удивлен, он слушает людей.
Обстановка в Красной комнате — свободная, дружеская. Вдруг прозвучит и острая шутка. Один другому передает записки.
Вчера ни в одном из перерывов поговорить с Лениным не удалось: другие опережали Фрунзе, подходили к Ленину со своими делами, как только объявлялся перерыв, либо Ленин уходил в свой рабочий кабинет.
И вот очередной день работы. Поглядывая на Владимира Ильича, Фрунзе представлял себе, как войдет наконец в знакомый ленинский кабинет, увидит книжные полки, настольную лампу с зеленым абажуром из стекла, пальму у окна. Войдя, умерит стук своих армейских сапог. Но Ленин услышит, не отрывая пера от бумаги, взглянет, и скрыто-ласковая мелькнет его улыбка.
На вечернем заседании говорили о вооруженных силах, об армии. Затем пошли украинские дела. И внезапно быстро решился вопрос о поездке в Турцию Фрунзе, военного… Он пристально смотрел на Владимира Ильича. Положив ручку с пером, Ленин поднял глаза и снова кивнул Фрунзе, лицо при этом посветлело.
Наконец председательствующий произнес: «Перерыв!» Задвигались кресла. Бросив карандаши, курильщики взялись за папиросы. Открылась дверь в коридор. В эту минуту Фрунзе и подался к Ленину. Легко поднявшись, Владимир Ильич бочком уже шагнул было к двери в свой рабочий кабинет. Однако, заметив устремившегося к нему «цекиста», повернулся, с улыбкой прищурил левый глаз, подал руку:
— Здравствуйте, здравствуйте, уважаемый украинский гражданин!
«Украинский гражданин» — так следовало теперь рекомендовать Фрунзе анатолийскому правительству.