– Помню, конечно. Это крыльцо нашего дома, а буквы перед ним я видела где-то с класса седьмого – восьмого, – не поняла я подвоха.
– Все верно, с седьмого. Не догадываешься, что они означают?
– Почему же не догадываюсь? Кто-то кому-то признается в любви, наверное, Алешка Емельянов или ты Снежанке Горюновой из нашего подъезда, – сказала я тоном, каким разъясняла задание нерадивым ученикам.
– Причем здесь Горюнова? Я – тебе.
– Ты же, по-моему, увивался то за Снежанкой, то за Наташкой, Витькиной сестрой?
Здесь удивился Саня:
– А, по-моему, это они оказывали знаки внимания, а я не отказывался, чтобы вызвать ревность у тебя. Но ты какая-то непробиваемая, как-то не очень реагировала. Для меня никогда не существовало других, только ты, поверь. И я всё ждал, когда ты хоть немного обратишь на меня внимания, подрастешь что ли. – На минуту мы оба задумались.
– Ты ошибался. Тот самый мальчик по имени Саня мне нравился всегда, ещё класса с шестого, но ты всегда был окружён девочками: Горюновой, Иркой, Ленкой, Танькой, а потом Наташкой. Я оставалась в стороне и ни на что не рассчитывала. Привыкла видеть в тебе только друга. Ладно, закончим день воспоминаний. Пусть детство останется там, где должно быть – в прошлом.
– Хорошо. Тогда, может, обсудим день сегодняшний? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я люблю тебя, Светочка, давно, со школы. Окончательно осознал это, когда поступил в военное училище. Хотел сказать об этом ещё тогда, но ты почему-то меня избегала, стала другой. Я знал, что ты еще не готова к этому разговору и решил почаще напоминать о себе, поэтому и забрасывал письмами и телеграммами. Если бы ты знала, как я радовался твоим сообщениям, как ждал их. Наверное, то, что я говорю, похоже, с точки зрения многих, на оголтелую романтичность. Такое поведение, конечно же, не свойственно мужчинам. Пусть это так. В общем, я прошу тебя стать моей женой. Не жду мгновенного ответа, пожалуйста, подумай хорошо, тем более, если согласишься, тебе придется поехать со мной в Красноярск – по месту службы.
Вот таким Саня и был с самого детства: открытым, прямым. Эти умения: все анализировать, решительно говорить – мне очень импонировали. Тем не менее я была растеряна и по-прежнему молчала. Он подошел, поцеловал в губы и сказал:
– Думай, пожалуйста, до завтра. Вечером зайду. Больше ждать не буду, – и ушёл.
Глава 10
Проходила короткая летняя ночь, я же лежала без сна, так и не найдя верного решения. Конечно, мои мысли были в смятении: во-первых, от неожиданности, во-вторых, мне казалось, умный, красивый Сашка не мог заинтересоваться такой заурядной личностью, какой я считала себя. За ним всегда толпы красавиц со всего района бегали. Нет, одно дело – фиктивное замужество, где кроме штампа в паспорте ничего не нужно, другое – настоящее, как говорится, по взаимной любви. Любви же у меня к нему давно уже не было, возможно, когда-то я устала ждать Сашу, устала наблюдать бесконечный круговорот обожающих его девчонок. А когда не чувствуешь взаимности, устаёшь идти навстречу. Вот тут и вспоминаешь правило одиннадцатого шага о том, что мужчину и женщину разделяют двадцать шагов. Ты должен сделать свои десять шагов и остановиться. Если там тебя не встретили, не делай одиннадцатого – потом придется делать двенадцатый̆, тринадцатый̆ – и так всю жизнь. Свои десять шагов я сделала ещё в детстве - юности, но ответного шага не заметила. Парень пытался меня уверить, что всегда любил, но не чувствовала я ничего, не ощущала никакой любви.
Придя в школу, я отправилась на учебно-опытнический участок. Сегодня не было экзаменов, и рабочее время я проводила с ребятами пятых классов – трудовая четверть в разгаре. Как мне нравились дети этого возраста: всегда открытые, интересные, непосредственные!
На участке, за которым ухаживали ребята, росли разные лекарственные растения. Поливая зеленую аптеку с учениками, я решила в перерыве рассказать сказку, чтобы придать значимость нашему труду. Начала я так:
– Давно это было. Правил тогда царством славный Додон. Где бы он ни был, всегда торопился домой к молодой жене Элизе и старался никогда надолго с ней не расставаться. Однажды, возвращаясь с охоты, Додон не увидел своей жены в пятой башне замка, она всегда его там встречала. Вообще замок был мрачным: не было слышно ни птиц, ни зверей, деревья стояли понурыми, травинки прижались к земле. А теперь продолжите сказку. Что могло произойти с Элизой? – Прервала я свой монолог.
– Ее похитил Змей Горыныч… Съел злой волк…Она умерла… Она уснула на триста лет, – соревновались дети, строя предположения.
– Она вышла замуж за другого, – услышала я знакомый голос. Обернулась и увидела стоящего за мной Шурика Огонька.
– Что ты здесь делаешь? – Не нашла я другого вопроса.
– Заходил в школу оправдаться за отсутствие на выпускном вечере. Вы, наверное, знаете, что я ухожу в армию?
– Известили, знаю, – опустив глаза, тихо ответила я.
– До какого часа сегодня работаете? – наседал парень.
– До часа, – сказала я, не сообразив, что ответ звучит комично.
– Я зайду, – и ушел.
Я стояла по стойке смирно, на минуту забыв, что здесь делаю и кто рядом со мной. Очнулась оттого, что мои пятиклашки загалдели, почувствовав изменение в настроении учительницы:
– Светлана Владимировна, а что дальше-то было? В сказке? Что случилось с Элизой? Она осталась жива?
Повернувшись к ребятам, я ответила:
– Ну, да, конечно. Слушайте продолжение. Въехал царь в ворота, а навстречу ему нянька:
– Заболела наша Элизонька, кто только не лечил её, ничего не помогало: голова болит очень сильно, поднять не может.
И дал приказ царь – найти лекарство, которое поможет Элизе. Старая нянька пошла в лес в надежде отыскать то самое лекарство, которым её когда-то в детстве спасли от смерти.
– Что, бабушка, за помощью к нам пришла? – тихо зашелестели листочки. И когда рассказала старая женщина, в чём дело, они тут же отозвались:
– Пойди к ромашкам, они вылечат, помогут.
Обрадовалась нянюшка, целую корзину цветов набрала. Приготовила она дома волшебный отвар, стала им поить Элизоньку. День ото дня всё лучше становилось царице, а через неделю она и вовсе поправилась! Вот такая сказка…Ну, что, идемте поливать лечебные ромашки?
– Да, а в конце лета мы будем варить волшебные отвары, чтобы все были здоровыми, – придумали дети.
В конце лета. Кто бы мне сказал, что будет в конце лета?
Как и обещал, ровно в час пришел Огонёк. Конечно, у меня были мысли сбежать из дома, но что это за детство – пора уже все сказать твердо и окончательно.
– Хотел, как мечталось, этот разговор отложить до выпускного, когда нас не будут связывать отношения – ученик и учитель. Но, поскольку у меня выпускного не будет, поговорим сейчас?
– Поговорим, но ничего нового я тебе не скажу, – опустив голову, сказала я.
– Мне есть что сказать. Надеюсь, удастся тебя убедить. Послушай, – продолжил он после длительной паузы, – я знаю, что основная преграда для тебя сейчас – это возраст и социальный статус. Что касается последнего, он скоро изменится – ты перестанешь быть для меня педагогом, я для тебя – учеником. Конечно, у тебя высшее образование, но и у меня оно будет после службы в армии. Возраст. Это сложнее. Но обещаю, через два года ты не почувствуешь, что старше меня, а еще через пять ощутишь, что старше из нас двоих я. И ещё, я тебя люблю, безумно люблю, мне трудно объяснить почему и как это случилось, но это так. Я уверен, что ты ко мне тоже не равнодушна и потому испугана. Как следствие, пытаешься бежать от мысли, что мы должны быть вместе.
Выговорившись, он замолчал. Ну, что ж, очередь моя.
– Шурик, дорогой мой, послушай и ты меня, это сейчас всё так видится. Пройдет пять – шесть лет, о которых ты говоришь, и с возрастом, новым статусом изменишься и ты. Взгляд будет иной на жизнь, на отношения. Вряд ли тогда я тебе буду нужна – наверняка, интерес вызовут более молодые и красивые. Знаю по своей семье. Мама – учительница, старше отца на шесть лет, он ее выпускник. И по привычке, как и ранее в школьные годы, брала решение разных вопросов на себя. Отец от всего был освобожден, в бытовом смысле, конечно. Жил как у Христа за пазухой, однако всё равно ушел от нас. Ушёл к более молодой, красивой и перспективной коллеге. Мне тогда было восемь, сестре – три года. И мы его очень любили. С тех пор с ним больше не виделись.