— Почему же вас не предупредили, что эта дорога опасна?
— На перекрестке нет никакого поста. И вообще тут нет никакого порядка, — ответил розовощекий и довольным тоном добавил: — Ну, ничего. Господин генерал умеет наводить порядки.
— Очень кстати, — кивнул Бритиков и покосился на фляжку розовощекого. — Дай глоток.
— С удовольствием. Кофе эрзац, на сахарине, но зато совсем свежий, — услужливо протянул фляжку розовощекий.
Бритиков взболтал содержимое, приложился к горлышку и уже не отрывался от него до тех пор, пока фляжка не опустела. Потом он попросил закурить и так же стремительно, одну за другой выкурил две отвратительного привкуса сигареты. Розовощекий с сочувствием смотрел на Бритикова, ругал партизан и уверял его, что теперь, очень скоро, все изменится к лучшему. Бритикову очень хотелось съездить ему по челюсти. Но сделать это он, естественно, в данной обстановке не мог и думал сейчас о том, что капитана Спирина, очевидно, уже переправили через озеро, что над лесом уже сгущаются сумерки и что ночь — верная помощница разведчиков — непременно должна помочь им и на этот раз. Думал о том, что теперь и он сам никак не может не вернуться к своим. Потому что собрал такие важные сведения, которые, кроме него, не известны никому. И от того, сумеет ли он передать их своим, возможно, будет зависеть исход очень серьезной операции. Бритиков воевал с первых дней войны и отлично знал, что значит неожиданно ввести в сражение на фланге, на котором этого никто не ждет, свежий танковый корпус. Мысли были короткие, быстрые, как молнии. Они высвечивались и гасли; чтобы уступить место новым. Но чем дальше увозил его загруженный офицерским и генеральским барахлом «бюссинг» от карателей, тем настойчивей сверлила его мозг мысль: а что же дальше делать? Он не знал или, вернее, знал очень приблизительно, где он находится и куда его везут. Но совсем не представлял, как из этих мест выбираться к фронту. «Карта нужна! Карта! — решил он наконец. — Но где ее взять?» Однако ему повезло и на сей раз.
Грузовик неожиданно резко затормозил и остановился. Но двигатель его работал, и потому фельдфебель крикнул из кабины:
— Это и есть перекресток! Мы едем дальше! Бритиков высунулся из-под тента. Сумерки были уже густыми. На перекрестке не было ни души.
— Подожди, — сказал Бритиков. — Я покажу самый надежный путь.
— Очень хорошо! — обрадовался фельдфебель. — У меня есть карта.
— Вот и давай ее сюда, — спокойно сказал Бритиков.
Он ожидал, что фельдфебель вылезет к нему из кабины. Но нахальный денщик и не думал покидать безопасного места. Он жестом пригласил Бритикова на подножку. А. когда тот просунул голову в кабину грузовика, показал ему карту и осветил ее фонариком. Бритиков сориентировался быстро. Нашел озеро, через которое должны были переправляться его товарищи, лес, по когорому только что бежал от карателей, дорогу и перекресток. Нашел он и Людцово, в которое так «стремился». На карте не было ни районов сосредоточения частей, ни обозначения занимаемых ими позиций. Очевидно, данной денщицкой или квартирьерской команде не положено было о них знать. Но был очерчен коричневым карандашом квадрат, в котором, по всей вероятности, размещался штаб корпуса. Это требовалось уточнить.
— Вы ехали сюда? — спросил Бритиков.
— Конечно, — последовал ответ фельдфебеля. Бритиков запомнил местоположение квадрата.
— А партизаны не только перерезали эту дорогу, — сказал он, — но, по нашим сведениям, держат под огнем и все — проселки западнее ее. Так что вам придется объехать поле и пробираться еще правее.
— О, мой бог! Когда же мы доберемся? — так и подпрыгнул на сиденье фельдфебель. — Генерал будет очень гневен!
Бритикову совершенно не хотелось, чтобы денщики-квартирьеры встретились где-нибудь в пути с карателями. Поэтому он повторил как можно строже:
— Ваш генерал не дождется вас вообще, если вы вздумаете срезать где-нибудь хоть полкилометра…
Бритиков говорил, а сам, не сводя с карты глаз, искал нужное ему направление.
К фронту от перекрестка вела та дорога, которая огибала озеро слева. Немецкого переднего края на карте не было. Но наш — был. До него оставалось километров пятнадцать…
— Поехали! Поехали! — затараторил фельдфебель.
— Дай мне фонарик, ведь я спас вам жизнь! — уже на ходу попросил Бритиков.
Фельдфебель без слов протянул ему фонарь и, как только Бритиков соскочил с подножки, лихорадочно закрутил ручку стеклоподъемника дверцы кабины.
Глава 11
Сумеречный лес казался неживым и черным. «Не зря его назвали «Глухим», — подумала Надежда. Они отъехали от поста с километр, и Надежда дала команду остановиться. Птахин и Журба подошли к ее повозке.
— Итак, мы находимся в особой зоне леса «Глухого». Можно считать, что первая и самая маленькая часть задания — выполнена, — сказала Надежда. — Осталось основное: узнать, что здесь скрывает враг, и сообщить об этом нашему командованию.
Надежда развернула карту и осветила ее маленьким карманным фонариком, принадлежавшим той, настоящей Штюбе, которая сейчас была уже в нашем тылу.
— Вот станция Панки, — указала Надежда на черный квадратик условного знака станции. — Вот Гривны, которые только что, кажется, неплохо обработала наша авиация. Перережем зону между ними, с юга на север.
Синий лучик фонарика погас.
— Двигаясь так, мы, во-первых, пересечем всю зону, — продолжала Надежда, — а во-вторых, это самый удобный путь для отхода к своим. По нашим данным, северная часть зоны, конкретно в районе озера, или охраняется лишь отдельными постами СС, или не охраняется совсем. Здесь, скорее всего, встретятся нам армейские воинские части…
— Тс-с!.. — прервал Надежду Журба. — Слышите? Все прислушались.
— Лес шумит, — уверенно определил после короткой паузы Птахин.
— При чем тут лес? — усмехнулся Журба.
— И по-моему, лес, — поддержал Птахина Артур.
— Не смешите наших лошадей. Посмотрите на их уши, — укоризненно проговорил Журба.
Лошади, действительно к чему-то прислушиваясь, прядали ушами.
— Я тоже ничего не слышу, — сказала Надежда.
— А я вам говорю, что где-то что-то гудит, — категорически заверил Журба. — И это точно не танк и не самолет.
На дороге снова воцарилась тишина.
— А ведь ветра-то нет, — заметила вдруг Надежда.
— Вот я и думаю себе: какой тут может быть лес, если кругом абсолютный штиль? — обрадовался Журба. — Слушайте, слушайте!
Теперь молчали долго. Птахин взял из повозки лопату, снял ее с черенка, уткнул черенок одним концом в землю, а на другой навалился ухом и долго слушал. Потом сказал:
— Он прав: земля гудит.
— Где? — спросила Надежда. Журба и Птахин указали на север.
— Это совпадает с намеченным нами маршрутом. Поехали, — сказала Надежда и обернулась к Журбе — Слух у вас прекрасный.
Повозки тронулись. Шум впереди, где-то за лесом, теперь уже слышался совершенно отчетливо. Он явно нарастал. И вдруг пропал, словно его и вовсе не было. Но Птахин снова применил свой «стетоскоп» и уверенно сказал:
— Гудит.
— Что же он, под землю провалился? — не поверил Раммо.
— Говорю тебе — гудит! — обозлился Птахин.
— Сзади тоже какой-то шум, — заметил Журба. Все обернулись назад и прислушались к тому, что доносилось сзади. Но этот шум оказался знакомым. Их догоняло несколько машин. Притом грузовики.
— Свернем? — глядя на Надежду, спросил Птахин.
— Прятаться — значит выдать себя, — сказала Надежда. — У нас выход один: мы — пост. Ставьте повозки на обочину.
Журба и Птахин повели коней с дороги, а Надежда й Артур остались на дороге. Скоро темноту леса прорезали узкие полосы света, пробивавшегося через светомаскировочные устройства автомобильных фар. Ехали три машины.
— Подойдешь к кабине. Увидишь эсэсовцев — представься: пост фельдполиции. Спроси, все ли в порядке на дороге, и пусть едут дальше. Если это армейское подразделение — посмотри звание командира. До капитана— ко мне. Старше капитана — доложи, я подойду сама.
— Ясно, — ответил Раммо и поправил на груди новенький автомат.
Как только машины приблизились метров на пятьдесят, Надежда, поменяв на фонарике стекло светофильтра, несколько раз мигнула красным светом. Машины остановились.