— Так точно! — в один голос рявкнули полицаи и староста.
— Возьмите с собой на два дня провианта. Возможно, я вас задержу, — добавил Спирин и посмотрел на часы. — Выезжаем через пять минут.
Полицаи и староста сорвались с мест, забегали по дому. Спирин видел, как на ходу оба полицая что-то жевали, чем-то запивали.
— Фрау Штюбе, составьте пока докладную в управление безопасности, — распорядился Спирин и добавил — Потом я что-то могу забыть.
Мороз будто бы только и ждала этой команды. Достав бланк с грифом секретности, она села возле карты и быстро записала данные, полученные от лейтенанта Дитмара. Сняла с карты координаты места, на котором строились блиндажи для штаба прибывавшей на фронт новой дивизии, внесла сведения, сообщенные разведчикам старостой и его сыновьями. Определила на карте координаты шурфов, о которых, естественно, ничего не знали ни в разведотделе армии, ни в штабе, и тоже записала их в донесение.
Полицаи тем временем собрались и были уже на улице. Возле них вертелась и хозяйка. Спирин, наблюдая за ними из окна, сказал своим:
— Выходите по одному. Прикажите подвесить под вторую телегу ведро.
На крыльцо вышел Птахин. За ним Журба.
— Посмотри, не остался ли кто в доме, — приказал Спирин Артуру.
Раммо осмотрел кухню, выглянул в сени, вернулся и плотно закрыл дверь.
— Мы с Надеждой и вы, Артур, поедем на первой подводе. Нас повезет старик. Вы все на второй, — приказывал Спирин. — Услышите Коржикова — немедленно обезоруживайте полицаев. Я в это время займусь старостой. Ну а дальше будет видно. Пойдемте.
Когда Спирин, Надежда, Бритиков и Артур вышли на крыльцо, Птахин заставлял старшего сына подвесить под повозкой ведро:
— Надо любить лошадей. Заботиться о них, — говорил он, мешая русскую речь с немецкой. — Может быть, будем ездить два дня. Из чего поить лошадей?
Полицай что-то бормотал в ответ, но ведро подвесил. Спирин жестом приказал старосте садиться на первую подводу, помог сесть на нее Надежде, сел напротив нее так, чтобы видеть другую сторону дороги и вторую подводу.
— Вперед, — скомандовал он.
Кони вывезли повозки с людьми из деревни. В лесу полицаи, не сговариваясь, погнали лошадей рысью. На дороге сразу стало шумно. Спирин подумал, что так они, пожалуй, и не услышат Коржикова, и спросил старосту:
— Зачем бегом? Мороз перевела.
— Лучше, господин капитан, проскочить это место с ходу, — объяснил староста.
— Пыли много, — покачал головой Спирин. — Пусть идут шагом.
— Как вам будет угодно, — без особой охоты согласился староста и натянул вожжи. Кони пошли спокойней.
Время шло. Впереди показалась развилка. Проехали и ее. Увидели просеку. И вдруг в стороне послышалось негромкое, глуховатое и монотонное: «Ку-ку!» Спирин и все сидящие на телегах услыхали этот звук совершенно отчетливо.
«Ку-ку! Ку-ку!» — доносилось из леса. Староста покосился в сторону невидимой лесной вешалки. А Спирин и виду не подал, что кукушка хоть сколько-нибудь заинтересовала его. И даже мельком не, взглянул на своих спутников, а как смотрел на заднюю подводу, так и смотрел. И конечно, ждал паузы: замолчит или нет? Ведь вполне могло статься, что это вовсе и не Коржиков, а настоящая лесная жительница подает голос. Но пауза наступила. Кукушка неожиданно начала свой отсчет и так же внезапно замолчала. И тревога снова охватила Спирина: «Так кто же это — Коржиков или птица? Продолжит песню или нет?»
Но из леса донеслось снова:
«Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!»
И тогда на задней повозке произошло какое-то замешательство. Полицаев вдруг не стало видно. Их как ветром сдуло на дно повозки. Вожжи схватил. Птахин и, стегнув лошадь, свернул на просеку. А за спиной у Спирина послышался негромкий, но требовательный голос Раммо:
— Останови лошадь, сволочь! И не вздумай бежать, пристрелю на месте!
Спирин мгновенно обернулся и выхватил пистолет. Надежда держала в руках винтовку старосты, а Раммо, одной рукой уткнув парабеллум ему в бок, другой захватывал вожжи. Староста на какое-то мгновение замер и съежился. Потом медленно обернулся и встретился взглядом со Спириным. В глазах у него застыл страх загнанного зверя. Именно зверя, потому что столько же в них было и жгучей ненависти к этим людям, которые так ловко заманили его в западню. Потом взгляд его скользнул дальше, на заднюю телегу, как понял Спирин. Скользнул, и всякое выражение в нем потухло. Раммо тем временем справился с вожжами, развернул подводу и последовал за второй лошадью, которую Птахин гнал сейчас по просеке. А из леса на просеку, навстречу им, уже бежали Коржиков и остальные.
Отъехав от дороги метров двести, Птахин круто свернул с просеки прямо под деревья. Спирин видел, как полицаев стащили с подводы, связали им руки и заткнули кляпами рты. Раммо остановил лошадь и спрыгнул с подводы.
— Слазь! — приказал он старосте.
Староста не пошевелился. На лбу у него выступили капли пота, глаза воровато бегали по сторонам.
— Оглох, гад? — зло прошипел Раммо и подтолкнул старосту в бок.
Спирин соскочил с повозки на землю и окликнул Коржикова:
— Быстрее, старшина, уводите их в лес! И идите сюда, мне срочно нужно вас проинструктировать!
— Готов, товарищ капитан. Готов, — на ходу доложил Коржиков.
И в тот же момент, воспользовавшись тем, что разведчики на секунду ослабили к нему внимание, староста ужом соскользнул с повозки и выхватил из-за голенища нож.
— Виктор! — вскрикнула Мороз и почти в упор выстрелила в старосту. Выстрел буквально свалил его с ног. Но он все же успел дотянуться до Спирина. И когда тот обернулся на голос и на выстрел, ударил его ножом чуть ниже груди.
Спирин схватился за рану. Коржиков сапогом отбросил уже безжизненное тело старосты. Мороз подбежала к Спирину. Но наперерез ей, взвыв по-звериному и низко опустив голову, явно намереваясь сбить ее с ног, бросился старший сын старосты. Однако, оглушенный рукояткой пистолета Раммо, до Надежды не добежал и кулем свалился на ноги отцу. Раммо подошел к нему и ударил его еще раз. Полицай безжизненно растянулся на траве..
— Правильно. Все равно двоих не довести, — сказал Спирин и, поглядев на свои окровавленные руки, добавил — Сам я виноват, братцы. Надо было сразу обыскать…
— Немедленно ложись. Мы тебя сейчас же перевяжем, — проворно расстегивая на капитане китель, сказала Мороз.
Спирин опустился на землю. Но перевязывать себя не разрешил.
— Передай Коржикову донесение, — сказал он Надежде. — По пути я все ему объясню. Бритиков пойдет с нами. И нам надо срочно уходить. А вы закопайте эту падаль и продолжайте выполнять задачу. Помните — это самое главное. И еще, товарищи, старшим я назначаю капитана Мороз. Теперь она ваш командир…
Он поцеловал руку Надежды.
Мороз передала старшине донесение. Взяла у Спирина его планшет с картой. Разведчики подняли на ноги полицая. Спирин снова прижался губами к руке Надежды. Она нагнулась над ним и тоже поцеловала его.
— Меня донесут. За меня не беспокойся. Береги себя. И главное — задание. Ты все знаешь, — уже скороговоркой продолжал Спирин и потянулся к Коржикову. — Помогите мне.
Спирина подхватили под руки, и вся группа Коржикова скрылась в зарослях молодых берез.
— Они его не донесут, — глядя разведчикам вслед и ни к кому не обращаясь, сказала Мороз.
— Это я виноват, — также ни к кому не обращаясь, сказал Раммо.
Ему никто не ответил.
Трупы старосты и его сына Журба и Птахин бросили в бурьян, густо разросшийся на дне оврага, завалили их полусгнившими колодами давно уже сваленных ураганами деревьев, осыпали на все это нависший над бурьяном обрывистый склон оврага и бегом вернулись к своим. Надежда и Раммо уже выезжали на просеку, Журба и Птахин вскочили на вторую повозку и погнали лошадь следом за ними,
Глава 6
— Они его не донесут, — глядя под копыта лошади, вполголоса повторила Мороз, и на глазах у нее навернулись слезы.
— Должны донести, — попытался успокоить ее Артур. — Их же там четверо…
— Живым не донесут. Ведь до фронта больше тридцати километров, — сказала Мороз и плотно зажмурилась. Слезинки расползлись по ресницам и скатились на щеки.
Дорога, по которой двигались на подводах разведчики, только казалась пустой. Разведчики не успели проехать и километр, как из-за поворота навстречу им выползла колонна бронетранспортеров и автомашин с пехотой. Разведчики переглянулись. Встречаться с немцами вот так открыто, нос к носу, им сегодня уже приходилось. И в общем-то все обошлось благополучно. Но там немцев была небольшая группа. А здесь впереди целая часть.