И знаешь, папа, о чем я мечтаю? Здесь, в предгорьях, в нашей лесной глухомани, организовать минно-диверсионную школу. Соседние отряды пошлют в нее своих лучших, самых отважных партизан. Мы будем читать им лекции, мы проведем с ними учебную практику на специальном минодроме, мы возьмем их на наши очередные диверсии. Они вернутся в свои отряды опытными минерами. Мы вырастим наши «дочерние отряды». И на горных дорогах, в степных станицах, в лиманах взлетят на воздух немецкие поезда, запылают взорванные фашистские танки, рухнут мосты…
Начать обязаны мы, инженеры-партизаны. Это наш долг. И мы его выполним, клянусь тебе, папа! Дай только справиться с новой миной, и наперекор всему в тылу у немцев будет работать наш минный партизанский вуз.
ВЗРЫВ МОСТА
Получен секретный приказ: выйти в тыл станицы Смоленской, заминировать три моста, на обратном пути осмотреть мост на дороге Северская — Смоленская, минирование которого поручено нашим соседям-смольчанам, и провести разведку дороги до Георгие-Афипской.
Это наша первая крупная минно-диверсионная операция. Готовимся к ней без излишней спешки: тщательно разрабатываем маршрут, распределяем роли. Минирование поручено второму взводу под командованием Ветлугина. Первый взвод, во главе с Янукевичем, — в охране. Общее руководство операцией возложено на Евгения.
На рассвете отправляемся через Крепостною и Топчиеву Щель на гору Ламбина.
Путь тяжел. Лямки рюкзака режут плечи. Нагрузка солидная: продуктов на семь дней, запас патронов по сто двадцати штук на человека, гранаты, ящики с противотанковыми минами, винтовки, пулемет ППД с дисками и всякая мелочь — бинокли, ножи, фляги с водой.
Идем, как всегда, цепочкой. Головную часть разведки ведет Евгений. В походе строго-настрого запрещено говорить даже шопотом.
Вначале идем густым лесом вдоль реки Афипс, потом по тропе, через глушняк. В сумерки выбираемся к пересохшему руслу какой-то речушки, находим поляну с большой лужей, ужинаем, не разводя огня, и по взводам располагаемся на ночевку.
На следующий день начинаем подъем на гору Ламбина. Идем Топчиевой Щелью — глубоким, метров в двести, ущельем, таким узким, что даже двум человекам в нем не разойтись. Перебираемся через огромные камни и овраги, ползем под стволами сваленных бурей деревьев. И все это — на крутом подъеме.
К концу пути многие шатаются, как пьяные.
С горы Ламбина спускаемся медленно: вокруг немцы и мы здесь впервые. Ориентируемся по карте и по компасу, изредка влезаем на деревья и проверяем направление.
Около трех часов дня подходим к мостам и ложимся в кусты: день для нашей работы — неподходящее время.
В полночь приступаем к минированию. Люди чертовски устали, но работают безукоризненно. Еще затемно минирование закончено, и минеры отползают далеко в кусты.
На рассвете показывается на шоссе тяжелая семитонная машина с немецкими автоматчиками. Следим за ней в бинокль — она кажется вроде игрушечной, наполненной крошечными солдатиками.
С наблюдательного пункта первый мост отчетливо виден; около него стоит старый бук, расщепленный молнией, а перед ним густой кустарник, закрывающий шоссе.
Машина скрывается за кустами. По расчетам, она должна пройти их в несколько секунд. Но время тянется бесконечно медленно. Прошла минута, другая… машины нет.
Мелькает мысль: быть может, ночью мы обронили что-нибудь у подхода к мосту, немцы заметили, остановили машину? Сейчас они обнаружат мину, обезвредят ее…
Машина снова на шоссе. Она взбегает на мост, и мы видим, как без шума — слишком далеко — кверху взмывает столб пламени, земли, взлетают части моста и машины. Только через несколько секунд доносится глухой, раскатистый гул.
Еще не успевает рассеяться дым от взрыва первой машины, как на втором мосту взлетает на воздух второй грузовик. В окуляре бинокля фашистские автоматчики падают на землю, как осенью в наших кубанских садах падают спелые груши, когда трясут дерево. Те, что чудом уцелели, бросаются в кусты. Их не тревожим — это не входит в задачу группы.
В Смоленской и Ново-Дмитриевской поднимается тревога. Уже слышен шум моторов, идущих на помощь машине. Наши быстро начинают отходить к горам.
Примерно через полчаса раздается третий взрыв. Его несколько раз повторяют горы, и звук его как-то особенно высок и резок. Это взорвалась бронемашина на третьем мосту.
Возвращаясь обратно, наши минеры осматривают мост на дороге Смоленская — Северская. Смольчане сплоховали: взрывы пощипали только крайние балки.
Мы исправляем ошибку — минируем мост вторично. После полудня на нем взрывается фашистский броневик…
Общий результат: четыре взорванных моста, шестьдесят убитых немцев. Раненых сосчитать не удается.
КАМЕННАЯ АРКА
Ночью из лагеря выходят семь человек. С ними Дакс, громадная овчарка, похожая на волка. Группа держит путь в глубину гор, туда, где на далеком высокогорном шоссе стоит мост — крутая каменная арка, переброшенная через глубокое ущелье. Мы узнали, что в ближайшие дни по шоссе через мост должны пройти горно-егерские части фашистов.
Как всегда, наши идут цепочкой. Впереди — следопыты и охотники, два брата Мартыненко.
Светает. Залитый солнцем, вырастает впереди крутой горный кряж. Клочья тумана ползут из ущелий.
Сергей Мартыненко резко останавливается и поднимает руку. Наши припадают к земле. Евгений, еле сдерживая Дакса, бесшумно пробирается вперед.
Мартыненко вскидывает ружье. Выстрел разрывает тишину. Гулким эхом повторяют его горы.
Дакс срывается с места и стрелой летит вниз, туда, где по ущелью несется стадо диких свиней. Сзади бежит молодой кабан, оставляя за собой кровавый след. Дакс бросается ему на спину и повисает, вцепившись зубами в холку.
Ревущий серый клубок катается по траве. Кровавая пена бьет из пасти раненого зверя. Он еще силен. Он пытается вырваться и клыками пропороть Дакса. Но Дакс крепко вцепился в кабаний загривок. Он скорее погибнет, но челюстей своих не разожмет.
Вниз быстро кинулся Сергей Мартыненко. Улучив, момент, резким движением он по самую рукоятку вонзает свой нож в грудь зверя. Кабан замирает.
Охотники свежуют добычу и вешают тушу высоко на дереве, чтобы ее не сожрали дикие звери. На обратном пути охотники отнесут ее в лагерь.
С каждым часом путь становится труднее. Уже давно осталась в стороне тропа, и наш партизан Карпов, прекрасно знающий горы, уверенно ведет группу напрямик к перевалу.
Люди цепляются за кусты, за деревья. Подтягивают друг друга за руки. Отдыхают через каждые сто метров. На коротких привалах Евгений неизменно торопит спутников:
— Пошли, товарищи. Быстро!
До вершины хребта остается пятьдесят метров, но полтора часа карабкаются люди по этим последним отвесным каменным плитам и, вонзая в расщелины финские ножи, подтягивают друг друга на веревках по лестнице из ножей.
Подъем кончился. Внизу диким нагромождением скал лежат, отроги Кавказских гор. На юго-западе блестят на солнце снеговые вершины. А где-то там, далеко на севере, в туманной дымке лежит родной Краснодар.
Люди, связанные друг с другом длинной веревкой, ползут по камням перевала. Здесь не растет даже мох. Скользкие темные плиты отполированы дождями и ветром. Их острые гребни режут ноги. Внизу чернеет провал ущелья.
Дакс, временами жалобно взвизгивая, жмется к ногам Евгения. На привалах смотрит на хозяина умными печальными глазами и виновато лижет руку.
Два часа длится этот тяжелый путь. У Гени мучительно ноет недавняя рана на плече. Тяжелыми гирями кажутся противотанковые гранаты на поясе. Лямки заплечного мешка с взрывчаткой, продовольствием, патронами врезаются в тело. Во рту пересохло. Ноги горят, как обожженные. Хочется лечь на эти голые плиты, закрыть глаза и лежать неподвижно, ни о чем не думая. Но Геня не может, не смеет отставать — он сам упросил брата взять его в горы.
Начинается спуск. Он тяжелее подъема. В сумерках на скользких плитах трудно найти опору для ног. Помогают оголенные корни деревьев — как змеи, они вьются в расщелинах скал.
Наконец начинается ровная горная дорожка. Короткий получасовой отдых — и снова в путь.
Наступает ночь. Где-то совсем рядом шумит горная речушка. В лесу назойливо кричит горная сова — пышная рыжая птица с хитрыми кошачьими глазами и острыми серыми ушами.