Надо было придумывать выход из моего «сидения». Командир Карасёв любил в одиночку ходить по косогору, заглядывать в землянки и поговорить с людьми. Порой он останавливался и о чём- то думал. Может вспоминал свою пограничную заставу и первый бой с фашистами двадцать второго июня сорок первого года…
Решил воспользоваться его уединением.
– Виктор Александрович, можно к вам обратиться? С просьбой?
– Слушаю тебя, друг народа! – отозвался командир.
Начало было обнадёживающим. «Друг народа» – это Жан-Поль Марат – герой французской Революции 1789 года, его называли другом народа. Значит настроение у командира хорошее, раз он возвысил меня до именитого тёзки революционера. Если бы он сказал свою любимую присказку «друг ситцевый», то все зависело бы от интонации – от дружески-иронической до жестоко-суровой, после которой собеседник бледнел и был готов провалиться сквозь землю.
– Можно мне перейти в группу минёров-подрывников?
– А что, в нашей землянке стало тесно? – улыбнулся командир, – хочешь быть поближе к своим дружкам минёрам? Думаешь скорее пойти на задание?
Опытный пограничник-чекист сразу разгадал мою наивную уловку о переходе в другую землянку.
– Не спеши, – продолжал он, – настанет и твой черёд и скоро настанет. Пока познакомься ближе с лесом, ведь ты горожанин, лес здесь дремучий, бескрайний, прямо партизанский. Прислушивайся к ребятам, есть у нас настоящие знатоки леса, таёжники, такие как Саша Матвеев. Больше узнай о повадках немцев и предателей-полицаев, тут своя специфика, несколько иная, чем на фронте.
Оговорился командир или нарочно употребил относящееся к диким зверям слово «повадки», говоря о врагах, скорее всего он так и хотел сказать о фашистах.
– В группу минёров переходи, скажешь командиру, что я разрешил. Вместе с ними пойдёшь на задания, вместе воевать будете, плечо друга надо знать.
Возле землянки минёров, под густой сосной на земле сидели человек восемь ребят, автоматы у них лежали рядом, или были заброшены за спины. Некоторые курили. Перед ними стоял стройный светловолосый Вася Божок и что-то рассказывал.
– Стоило нам выйти из села Гуты, как вскоре нас начинали преследовать полицаи, стреляли вслед, и так повторялось каждый раз. Провели мы тщательную разведку и выследили, что одна ме¬стная тётка наблюдала за нами. Только мы выходили из деревни – она бежала в соседнее сало, где стояла полиция, и докладывала про нас. И вот командование отряда приняло решение расстрелять её, как продавшуюся фашистам, и за гибель связного-проводника выдали одному нашему командиру маузер с «брамиткой» для бесшумного боя, и направили группу для приведения приговора в исполнение. Приезжают они на конях под вечер в Гуту, заходят к тётке в хату – жила она одна – и учиняют ей допрос:
– Ты почему продаёшь нас фашистам?
А она злобно, как ведьма, исподлобья смотрит и рычит:
– Пропадите вы пропадом, москали поганые!
Вот холера, узнала даже откуда мы прибыли! И больше ни слова. Зачитал наш старшой приговор ей, повернул к стенке и почти не целясь выстрелил. Она шлёпнулась на пол и замерла. Теперь самое интересное: проходит какое-то время, возвращается из дальней разведки одна наша группа и, между прочим, повествует, что всем известная стерва из Гуты жива и в полном здравии, и даже улыбается нашим. Доходят эти рассказы до штаба – подымается тарарам! Приказ о казне не выполнен, предательница оказывается здравствует.
– А как же она живой осталась? – не терпится узнать молодому партизану Петру Цалко, смышлёному пареньку, одному из первых пришедших в отряд из местных жителей.
– Случилось вот что, – продолжает Божок, – пуля попала в металлический гребешок и срикошетировала, тётке только кожу на голове ободрало, с переляку – перепугу – она бухнулась на пол. Ночью пришла в себя и думает: «что ж она делает, против своих идёт, а её только попугали…». Пошла к местным партизанам, всё рассказала и на коленях покаялась, и вроде как в штрафной роте побывала – кровью искупила свою вину, говорят, связной у них стала, – смеясь заканчивает Вася Божок.
Партизаны-минёры внимательно слушали Василька, иногда посмеиваясь или хмурясь. Некоторые отрастили неописуемых фасонов бакенбарды или усы – это не возбранялось, запрещалась небритость. Со всеми я уже был знаком. Моё сообщение, что перехожу к ним в группу было встречено доброжелательно, сразу отвели мне место на лежанке.
В этом подразделении были почти одни омсбоновцы. Борис Салеймонов, Пётр Ярославцев, Саша Матвеев – бывалые партизаны, воевали на Смоленщине в начале войны в отряде Шпилевого – «Бати», отражали натиск фашистской дивизии «Жёлтый слон».
Пётр Туринок, Николай Пасько, Вася Божок – кадровые пограничники, отходившие с боями на восток, не отступавшие без приказа ни шагу назад.
Миша Журко – из внутренних войск, в первые дни войны выполнял спецзадание: вывозил из Прибалтики на эшелоне, под непрерывной бомбёжкой немецких самолётов, золотой фонд республики.
Из местных – только двое семнадцатилетних пареньков, проявивших себя смелыми, бесстрашными разведчиками: Коля Гапинко из-под Довлядов, «направленный» в отряд своим дедом-подпольщиком, партизаном гражданской войны, и Петро Цалко из деревни Лубень, откуда все способные носить оружие ушли в партизаны.
Всех их – русских, украинцев, белорусов – объединяла ненависть к фашистам. Все они решили уничтожать врага в самых сложных и тяжёлых условиях военных действий – в тылу противника.
Первое задание
Прошло несколько дней. Адъютант командира Ясон Тодеев, широкоплечий спортсмен-борец, вызвал меня в штаб. Два врытых в землю столба обозначали дверь, на такой же толстой перемычке висела плащ-палатка. Двухскатный потолок сделан из подтоварника – жердин – и проконопачен мхом, сверху засыпан глиной и песком. Стены из врытых в землю брёвен – всё сделано без единого гвоздя умелыми руками партизан. Обтянутое всё парашютами делало землянку нарядной и строгой.
Над разложенной на столе картой склонились Карасёв и Филоненко. В отглаженных белых подворотничках, в портупеях, подтянутые, с орденами на груди, они походили на обычных армейских командиров. Ничего «партизанского» в их облике не было. Этот пример командиров мобилизовывал, дисциплинировал других. Отряд по сути дела был воинским подразделением, выполнявшим особые задания за линией фронта.
Пробивавшийся через оконце-амбразуру луч солнца играл на карте. Вслед за мной в землянку штаба вошёл парторг отряда Евгений Ивлиев. Он был старше нас, большинства ребят, но его стройную, спортивную фигуру, узкое лицо ничуть не старила широкая окладистая борода и усы. Разведчики говорили, что в городе на бородачей немцы обращают меньше внимания.
Карасёв окинул нас своими пронизывающими синими глазами, гостеприимно и энергично указал рукой на скамью, предложил сесть.
– Буду краток. По сообщению Центра через двое суток из Ельска в южном направлении отправится автоколонна эсэсовцев. Есть данные, что их цель – район Глушковичей, где перед очередным рейдом сосредоточилось партизанское соединение Сидора Артёмовича Ковпака. Немцы надеются, если не разгромить ковпаковцев, то по крайней мере сорвать сроки начала рейда. Таковы оперативные сведения. Принято решение заминировать единственную шоссейную дорогу под Ельском, по которой могут следовать каратели.
Командир остро отточенным карандашом резко перечеркнул на карте ниточку дороги под Ельском и встал.
– Слушайте боевую задачу, – мы вскочили и вытянулись, – завтра ночью до трёх ноль-ноль произвести минирование дороги, чтобы ни одна фашистская сволочь не прошла! Командиром конной диверсионной группы назначается парторг старшина Ивлиев, – он подчеркнул слово «парторг», усиливая ответственность задания, – Марату поручается обеспечить минирование шоссе. Возьмите сколько нужно минёров и взрывчатки, через два часа выступать! И никому ни гу-гу! Если вопросов нет, действуйте.
– Будет возможность и условия пусть Евгений проведёт беседу с крестьянами на последнем этапе пути, там редко бывают партизаны, – добавил комиссар Филоненко.
ВОТ и получено первое задание. Всё было понятно – перекрыть шоссейку. Радостно и чуть-чуть тревожно. Немного смущало – «конная группа» – это, наверное, ехать на повозках, чтобы не тащить на себе взрывчатку на семьдесят с лишком километров. Мы пошли готовиться в дорогу. Сборы нас не задержали. Посоветовавшись с Евгением – он тоже был минёром – решили взять двадцать килограммов толовых шашек и шесть мин для детонации зарядов. Группу подобрали из пятнадцати человек. Получили у Василия Румака – помощника командира хозвзвода Исаева – полсотни четырёхсотграммовых толовых шашек и противопехотные мины ПДМ-7 и были готовы к отъезду.