Обрадованные погожим днём, Владимир и Татьяна в приподнятом настроении добрались до дома дедушки и бабушки. Заметив подошедших людей, заметался по двору, заливаясь звучным лаем, пегий небольшого росточка пёсик. Татьяна засмеялась, и смело отворив калитку деревянного заборчика, коротко шикнула на него. Пёс признав «своих», осёкся и, виновато завиляв хвостом, пустил к дому.
Минуя холодную веранду с большим количеством покрытых бледной ледяной плёнкой окон, через массивную обитую дерматином дверь, вошли в дом. Свободно, без лишних церемоний – как к себе.
Хозяева, зная, что внучка с мужем должны приехать в посёлок, надеялись, что те зайдут и к ним. Ждали… И вот, наконец-то дождавшись, – откровенно радуются встречи. Ласково светятся улыбающиеся лица стариков, трогательно наполняются слезами умиления их глаза… Не обращая внимания на заверение Татьяны, что они с Владимиром уже позавтракали и сыты, – усаживают за стол.
– Ну, что, старая, неси-ка нам с Вовкой!.. – лукаво щуря в зарослях бровей глаза, прохрипел дед. – У нас там есть…
– Не… Спасибо… Не надо… – поняв о чём идёт речь, мягко запротестовал Владимир.
– Вот. Видишь… Это тебе всё налей… налей… – беззлобно пожурила супруга бабушка – не потому, что он много и часто пил, а просто следуя устоявшейся деревенской привычке. И, обращаясь уже к Владимиру, добавила: – И ведь сын у нас… тесть твой… совсем не пьёт… А этот…
– Ну!.. Ну!.. старая, – прервал её дед. – Сын сколько ему надо в молодости выпил… От того и не пьёт-то теперь… Ты неси… неси давай… Не разговаривай… – И повернувшись к Владимиру спросил: – Ты какую будешь-то «беленькую» или «красненькую»?
Владимир, не поняв сути предложения, молчал, вопросительно уставившись на Татьяну. А та, недоумевая, только улыбалась в ответ, – видимо и сама до конца не поняла тонкостей «диалекта».
– «Красненькая» – это вишнёвая наливочка, а «беленькая» – самогон свойский… хороший… – улыбаясь, пояснила бабушка.
– Ну ладно тогда «красненькую»… – смирился, махнув рукой, Владимир. – Только чуть-чуть.
– Во дела! – возмутился дед. – Это мужикам-то «красненькую»… «Красненькую» это бабам!.. В нём и крепости-то нужной нет… – И, стараясь не терять инициативу, поторопил жену: – Давай неси-ка и «красненькую» и «беленькую». Там разберёмся…
Проводив её взглядом, дед улыбнулся и, подняв для пущей важности вверх корявый указательный палец, заявил:
– Нам бывшим шахтёрам в праздник полагается!.. За вредность… взамен молока…
– А вы, Сергеич, разве шахтёром были? – удивлённо спросил Владимир.
– Ну, да… Как в сорок восьмом в школу ФЗО направили, так считай на шахте-то и оказался… Проходчиком… После войны-то какая разруха была… Страшное дело! Вот и давал стране угля… на трудовом фронте… В Щёкино… Знаешь такое место-то? – Получив утвердительный кивок от Владимира, подсел поближе и продолжил: – Шахты-то там правда хоть неглубокие, но после войны состояние их было… Просто ужас! Обвалов много было… Гибли люди… Да… – замолчал, сурово глядя в сторону, задумался, поглощённый видениями из своего прошлого… Махнул рукой и повеселевшим тоном продолжил: – Это уж потом, как в село-то воротился, здесь на пенькозаводе работал… Мастером… Ну, а уж как на пенсию-то вышел, то конюхом стал… не сразу правда… Я коней-то с детства любил… Да… И конюшня при заводе своя была… Вот… – Снова замолчал и, сокрушённо покачав головой, с горечь в голосе заключил: – А теперь вот и завода-то нет… Во как!
– Ну что ж вы, гости дорогие, давайте кушать! – воспользовавшись паузой, предложила бабушка, уже успевшая и накрыть на стол, и принести два графина с «беленькой» и «красненькой». – Все буки дед вам забил…
На столе угощения были не такие, как вчера у родителей, – всё более скромно, по-простому. Но и Владимиру, и Татьяне всё равно пришлись по вкусу эти пусть и незатейливые, но с душой приготовленные кушанья.
Во время трапезы, чувствуя, как истомился в ожидании муж, Татьяна сама подняла волнующую его тему:
– Вы Владимиру о войне расскажите… Он увлекается…
– Ну… Что рассказать-то… – протянул дед. – Мы-то с бабкой в войну совсем детьми были… Вот… Да и немцы-то у нас в деревне совсем недолго были… Недели две… Вроде так… У нас в хате стояло несколько… Помню… Мороз был… Страшное дело! Так они печь-то как топили. Принесут бревно-то и целиком в топку его. Часть прогорит, они его дальше пихают… Ещё помню. В хате телёнок от мороза содержался… Так они его во двор выгнали. Мать думала всё – околеет. Ан нет, ничего, отхлиял… Тяжело было – вот что…
– Трудно было… – вступила в разговор бабушка, почувствовав, что хотят послушать и её. – Голодно… Мы с матерью да с младшим братом одни были. Отец до войны помер, а старший брат на фронте… – замолчала, пригорюнившись. А затем продолжила совсем про другое: – А на шахте мы с дедом вместе были, там и поженились. Я в ателье там модисткой работала. Швеёй, как теперь говорят…
– А вот старший брат твой, бабуш, – вернула разговор в прежнее русло Татьяна, – тот, что на войне погиб. Ни какой информации по нему нет… Документов?..
Бабушка молчала, видимо слегка смутилась неожиданностью подобных вопросов.
– Брат-то её Василий до капитана дослужился… – ответил за неё дед. – Орденами награждён был … В Белоруссии он погиб… В сорок четвёртом…по моему… Вот…
Повисла пауза… И Владимир, взяв дело в свои руки, настойчиво спросил:
– Так документы какие-нибудь… фотографии, письма… что-то сохранилось?
– Были… – опять вместо супруги ответил дед. – Ну, старая, что ты… забыла… в серванте посмотри!.. Там по-моему его бумаги-то были… – И, обращаясь уже к Владимиру, значительно добавил: – Где-то в восьмидесятые по-моему… из школы того городка, где Василий погиб писали… просили для музея фотографию выслать… Вот…
«Здорово!» – по-мальчишески запальчиво мелькнуло в сознание Владимира. «Значит осталось что-то… Теперь лишь бы нашлось то, что сохранилось… Лишь бы нашлось…» – забегали в его голове беспокойные мысли. И настолько стало невтерпёж, что хоть самому иди и ищи. Но помогать в поисках не пришлось. Бабушка жены сама нашла всё, что сохранилось из бумаг погибшего брата. И вернувшись, бережно, даже с какой-то торжественностью, вручила Владимиру тонкий бумажный пакет.
Только людям, которые истинно ценят память своих предков будет понятен тот благоговейный трепет с которым Владимир извлёк из конверта пожелтевшие от времени документы. Но прежде чем разобрать и рассмотреть их, он, внимательно глядя в глаза бабушке своей жены, учтиво спросил:
– А вам, бабушка Шура, что про брата известно?.. Что о нём помните?
– Мало что помню, Вова… – ласково отвечала она, слегка склонив голову набок. – Я тогда совсем маленькая была, как он на войну ушёл… Да и ему-то тогда всего восемнадцать годков было… Видным Василий парнем был… Умным… Отец наш рано помер… Многое на старшем брате было… Всё хозяйство… Василий и деньги, что на фронте получал, все матери переводил… В школе хорошо учился он… Хвалили его… А как война началась, так и ушёл на фронт… А уж оттуда и не вернулся… Мать сильно убивалась, когда похоронка пришла… Ох, сильно… Я тоже, плакала… – Остановилась, растревожив душу воспоминаниями. Вздохнула горько, по-бабьи. И, часто моргая покрывшимися влажной поволокой глазами, дрогнувшим голосом тихо закончила: – Он же совсем молодой был…
Стало совсем тихо… И казалось, что всё вокруг замерло в скорбном безмолвии – словно желая почтить «минутой молчания» память павшего героя…
Успокоившись, бабушка вытерла краешком платка скопившиеся в уголках глаз слёзы, нежно посмотрела на внуков и, остановив взгляд на Владимире, по-родственному проговорила:
– Ну что, внучок, давай поглядим… Там и фотокарточка Васина есть…
Владимир отодвинул в сторону тарелки, подождал, пока жена протрёт клеёнку, и положили документы на стол. Как можно аккуратнее разворачивая потёртые, порванные на сгибах бумаги, стал разбирать их. Первыми сверху были два письма – сложенные когда-то в треугольники бледно-жёлтые листы, отмеченные печатями военной цензуры… За ними лежала фотокарточка Василия. Даже через паутинку тонюсеньких трещинок, покрывавших глянец снимка, можно было отчётливо разглядеть сосредоточенный взгляд юноши, строго вытянувшегося перед объективом… После была справка из войсковой части. Заверенный командиром подразделения документ указывал перечень наград погибшего: медаль «За отвагу» и орден «Александра Невского». Это сочетание, – солдатской медали и командирского ордена, – чётко, с официальной точностью и без лишнего пафоса, свидетельствовало, что кавалер был по-настоящему боевым офицером…