Нет, ну какая она сучка! Так напакостить близкой подруге. И главное никто ничего не узнает. Вовка будет молчать в тряпочку. Ну творческие натуры, ну произошёл всплеск страсти, с кем не бывает – всегда может оправдаться. А Риго? Возникает очень интересный вопрос. Заметили ли эти закулисные прелюбодеи, что их застукали?
Я посмотрела на Риго. Он выглядел каким-то опустошённым.
– Пойдём отсюда, – только и смог выговорить он.
Мы молча поехали домой.
– Она просто преступница эта ваша Катька.
Риго никак не мог забыть случившееся, и я решила его отвлечь.
– А давай съездим к маме в Мартышкино. Хочу тебя с ней познакомить.
– Отличная идея.
– Я тебя в парилке берёзовым веником отхлестаю.
– Согласен. Когда едем?
– Да хотя бы завтра. Устроим на недельку брачный сезон. В Москве нам нечего делать. Я в отпуске, Верка вышла из строя. Кстати надо узнать, как она.
Я позвонила Борис Петровичу и всё разузнала.
– Вроде пронесло. Подмостки у нас специально мягкими сделаны, чтобы падения были без ущерба. Отделалась лёгким испугом. Сделали исследования – ничего страшного нет. Оклемается пару дней и снова будет бегать. Но танцевать в предстоящем «Лебедином озере» конечно и речи быть не может. Эта крыса добилась своего. Турнула со сцены конкурентку. Теперь ей танцевать в заглавной роли, но может это пойдёт на пользу зрителю. Что ни говори, но танцует она классно.
– Бабушке придётся одной сходить, без сопровождающего.
– Ничего. «Лебединое озеро» от нас никуда не убежит. Брачное путешествие по местам детства невестки остаётся в силе. И бабушка думаю пойдёт в театр не одна – либо с подружками, либо с дружком.
– А разве таковой есть? Что то я не слыхал про него.
– Не слыхал и не надо. У каждого своя личная жизнь.
Риго промолчал.
– Слушай, надо маме позвонить и предупредить что приезжаем, а то ещё начнёт кур щипать.
– У мамы есть домашние куры?
– И куры и яйца, всё в натуральном виде.
– Отлично! Обожаю деревенских кур.
– Слушай! Не забудь плавки взять.
– Купаться будем? В Балтийском море? В конце февраля?
– Вот чудной! Какое море? Плавки для парилки, а впрочем не надо. Мы же там одни будем, лично я купальник брать не буду и ты не бери.
Ох и разошлась же я с Риго, просто жуть. Бывшая деревенская скромница стала прямо таки дрянной девчонкой. Такие вещи стала вытворять, но только исключительно с моим Риго. Это всё от большой любви к нему.
На следующее утро мы, накупив много вкусностей уже мчались на «Сапсане» в Питер, а спустя 4 часа сидели в электричке на Мартышкино. Подъезжая к нашему дому, мы проехали по родным мне улицам и сердце защемило от тоски по детству.
– Тома! Как зовут маму?
– Глафира Васильевна. Можно просто Глаша.
– Значит мама Глаша.
Мама знала расписание электричек наизусть и встречала нас прямо у калитки.
– Мамулька, здравствуй!
– Добрый вечер Глафира Васильевна! Меня зовут Риго.
– Здравствуйте мои дорогие. Проходите в дом.
А дома ничего не изменилось. Тот же старенький буфет, те же белые занавесочки на окнах, та же тахта над которой висит коврик с изображением волка и семерых козлят. Но самым главным в доме была русская печь, занимающая треть комнаты и создающая неповторимый уют семейного очага.
Печь была жарко натоплена и распространяла приятное тепло.
– Садитесь мои дорогие. Небось проголодались после долгой дороги. Я вам пироги напекла, блины.
– Кур наварила, – продолжила я.
– Одну курочку сварила, а из второй сативи приготовила.
– Ух ты! Сативи это вкусно. Молодец, что не забыла его рецепт.
– Сативи – это же грузинское блюдо? – удивился всезнайка Риго.
– Правильно. Мама его в молодости научилась готовить. Угадай с трёх раз кто научил?
– Георгий, – осторожно ответил Риго.
– Ответ верный.
Мы достали привезённые продукты и вместе с мамиными стали поедать. Мать пожевала один пирожок и, подперев на деревенский манер ладонью щёку, задумчиво смотрела то на меня то на Риго.
– Мать, чего не ешь? Не голодная что ли?
– Да вот смотрю на вас и не могу налюбоваться. Особливо тобою.
– Изменилась правда?
– Ещё красивее стала. Вон как столица благотворно действует.
– Да ладно. Ты из себя деревенскую не корчи. Почти в Питере живёшь. Я смотрю от былой дярёвни ничего не осталось. Столько богатых особняков понастроили. Вот накоплю денег и тебе новый дом куплю с видом на море.
– Ой, не надо у моря. Чем ближе к нему тем пуще ветра и холода.
– Но летом то тут рай?
– Ой запамятовала, как твоего друга то звать? Больно имя ненашенское.
– Риго его зовут. Запоминай, больше повторять не буду.
– А я буду. Вы можете смело перепрашивать, – вмешался благовоспитанный Риго.
– Риго! Пожалуйста откушайте блинов со сметаной. Сама готовила, не из магазина.
Риго послушно поел.
– Вкусные очень, спасибо.
Потом мы пили чай из настоящего самовара с домашним вареньем.
– Ой, как хорошо то дома! – сказала я и откинулась на тахту, – мать, банька наша на месте? Не развалилась?
– На месте. Куда ей деться?
– Завтра растопить надо. Хочу Риго веничком отстегать.
– Веничком – это хорошо. Здоровее будет. Ну ладно. Небось намаялись за день? Дорогу в спаленку помнишь иль показать?
– Да помню я всё. Пошли Риго, а то уже носом клюёшь.
– Я вам кровать постелила, а рядом раскладушку поставила на всякий случай. Дверь полуоткрытой оставлю, чтобы тепло от печки к вам пошло.
– А сама где спать будешь?
– На печке. Забыла, как ты любила там укладываться? Спите. Спокойной ночи.
Мать ушла, оставив нас одних. Риго послушно разделся и плюхнулся на раскладушку.
Я долго смотрела на кровать, на которой спала до переезда в Москву. Только я уселась на неё, как пружины запели свою железную какофонию.
– Удивляюсь, как это я на ней раньше спала?
– А что раритетная кровать с сеткой. Сейчас такие не производят.
Я растянулась в постели и кровать поприветствовала меня весёлым бренчанием.
– А ведь на таких бандурах раньше вдвоём спали и даже умудрялись детей делать.
– Вот и тебя сотворили на этой музыкальной кровати и потому ты такая голосистая родилась.
– Я сделана на БАМе, под звуки вагонных колёс. Оттуда родом моё сопрано. Ладно давай спать. Спокойной ночи.
Проснулась я от трескотни раскладушки. Это Риго встал, оделся и пошёл помогать маме колоть дрова, топить печь и баньку.
«Домовитый однако», – резюмировала я и снова заснула.
– Томочка, доченька, вставай, завтрак на столе, – услышала я голос из далёкого детства.
Мама в переднике стояла над головой.
– А где Риго?
– Пошёл на пляж воздухом морским подышать. Мы и печку растопили, и баньку тоже. Хозяйственный он у тебя – дрова с утречка наколол. И вежливый такой. Видать начитанный очень?
– Чересчур, – сказала я и сладко потянулась.
– Вижу, что любите друг друга и сердце радуется.
Риго вернулся, мы позавтракали и пошли в парилку.
– Давай скидывай шмотки, – сказала я как только мы оказались в предбаннике.
Банька во всю пылала жаром. Я добавила пару и легла на лежак.
– Начинай хлестать. Вон веники висят.
Риго взял веник и долго его разглядывал, потом легонько меня стеганул по спине.
– Не так ты это делаешь. Давай ложись, покажу.
Мы поменялись местами и я стала его интенсивно хлестать. Риго мужественно держался, пока его спина вовсю раскраснелась.
– Теперь понял, как надо, – сказала я, подставляя под веник свою попу.
Риго принялся хлестать.
– Сильнее, ещё сильнее.
Риго старался из всех сил, но чувствовалось, что жалеет меня.
Мои спина и попа запылали. Я зачерпнула из ушата воды и налила сперва на Риго, потом на себя.
– Что стоишь? Душа тут нету. Давай, поливай.
Наши тела мокрые и разгорячённые сами собой притянулись. Есть в этих банях и саунах, особая сексуальная аура. Одно жестокое хлестание веником уже типичное проявление садизма с мазохизмом после чего у многих начинается сексуальное возбуждение. Не даром бытует такая похабная присказка – пойдём в баню, заодно и помоемся.
Я постелила наши полотенца на лежак и призывно легла.
– Иди ко мне.
Ночью у нас не было такой возможности, но сейчас настал подходящий момент и мы им воспользовались сполна.
У мамы мы провели ещё четыре дня. Гуляли на взморье, обошли все местные забегаловки, магазины. Любопытные соседи и одноклассницы пришли поглазеть на меня и Риго. Я для них была будто икона, а Риго буквально насквозь глазами просверлили, особенно местные девки. Мать нас потом от дурного сглаза долго вымаливала.