Жоанна действительно не знала о слабом на сплетни языке Агнессы, но что-то её удерживало отдать ключ от того самого секрета служанке. Жоанна хранила в той полке фотокарточки различных сексуальных поз. Всё началось с того, что она обнаружила эти карточки в кармане пиджака у своего мужа, когда тот пришёл позже обычного – приехал его брат из недавнего путешествия по Индии. Они вместе выпивали бренди, и брат подарил ему эту коллекцию пошлости и разврата. Мужа притащили домой мертвецки пьяным и уложили спать, а Жоанна перебирала его вещи, прежде чем отдать их в руки служанок. Женщину бросило в жар, когда она обнаружила это и благодарила Бога за то, что это не увидели служанки, ведь они могли упасть в любой момент на пол на всеобщее обозрение.
Потом, уединившись в своей спальне, её бросало в этот вечер в жар не раз от наслаждения, вызванные ласками себя, в следствие возбуждения от просмотра этих фотокарточек, представляя себя и молодого лакея на месте персонажей из картонок. После этого Жоанне стало стыдно за свой поступок. На следующий день она пыталась вернуться к образу благочестия, сорвавшись на несчастную гувернантку, которая читала невинный роман. Но даже это лишь на время притупило чувство стыда.
Муж спрашивал Жоанну о карточках, но та ответила, что ничего не видела, видимо, потерял по дороге домой. И опять чувство стыда возвратилось к ней с удвоенной силой – теперь она лжёт ради своей услады, значит она ничем не лучше всех тех девиц, которых она клянёт за пошлость своих мыслей. И, после осознания своей неидеальности, она стала ещё больше возмущаться по поводу современной молодёжи, собрав клуб благочестивых дам. Но очень часто она запиралась в своей спальне и предавалась своим стыдливым утехам.
Дав указания Агнессе по поводу ужина для мужа, она снова удалилась в спальню, сославшись на то, что ей стоит немного вздремнуть, и, заперев на ключ свою спальню, достала фотокарточки, расшнуровала корсет, задрала юбки своего платья и предалась удовольствию. После свершенного поступка, её опять охватил стыд, и, чтобы спастись от этого терзаемого ею ужасного чувства, она встала, зашнуровала корсет, поправила причёску и, открыв дверь, поручила другой служанке скрыто достать ей один билет на представление Доктора Аарона Гаулза. «Доктор Аарон Гаулз знает о низостях. Я узнаю о них, и тем самым пойму, что мой секрет лишь мелочь, по сравнению с тем, что творят другие люди». С этими мыслями она на время нашла покой и направилась в гостиную ожидать своего мужа.
Мадам Брёндани
Давящая и назойливая вина не давала мадам Брёндани спокойно выпить чай с небольшой каплей ликера. Блюдечко пыталось выскользнуть из пухленькой ладошки, а зубы так и били барабанную дробь по фарфоровой миниатюрной чашечке. В голове методично, словно удар молотка, стучала по вискам мысль: «Плохая! Плохая! Лгунья!». Всякий раз нечто, похожее на совесть, корило её, растаптывало, но всегда замолкало, когда дело касалось того, чего стоило бы предотвратить.
Вот и сейчас это случилось. Мадам Брёндани понимала это, но ничего не могла предпринять. Она мечтала стать актрисой, но нерешительность и благородное положение семьи не давали ей осуществить такую мечту. Постепенно сожаление о несбывшейся мечте нашло своё иное направление -оно впилось как клещ в жизнь мадам Брёндани. Теперь она постоянно была заложницей своей мечты, вечно играя роль несчастной и больной женщины, если какая-либо жизненная ситуация её не устраивала. Ведь очень удобно сыграть жертву: раз! И все вокруг тебя столпились с намерением позаботиться о тебе! Всего лишь один обморок, и все о тебе заботятся и жалеют!
Мадам Брёндани знала, что не больна, но иной раз, когда женщина слишком увлекалась своей игрой, она чувствовала, как ей казалось, настоящие боли.
Она была счастлива, ведь всё в её жизни было устроено только по её прихотям. Она вышла замуж за симпатичного мужчину, который любил и боготворил. У неё выросли две прелестные дочери. У неё был дом и небольшой коттедж в нескольких километрах от городка, чтобы наслаждаться летними деньками вдали от удушающей атмосферы городка.
Муж не изменял и приезжал домой всегда вовремя, ибо малейшее опоздание заканчивалось для него безупречной сценой мадам Брёндани, пьющую всевозможные травы с мерзким запахом и вкусом, плачем до икоты и холодным компрессом на голове. Муж мадам Брёндани – Франциск Брёндани – действительно любил свою жену и очень переживал по поводу здоровья своей меланхоличной половинки. Ради жены он даже отрёкся от обычного приятного времяпровождения с джентльменами за пинтой пива. Гостей неугодных жене он не водил, табак не курил – всё, лишь бы его жена была здорова и счастлива.
Дом был обставлен по вкусу мадам Брёндани. Всякое иное предложение поменять цвет обоев или поставить сервизный шкаф в другой угол сопровождалось тем, что тот или иной цвет будоражит её нервы, а мебель стоит так, и никак иначе, ибо ей мало света в этой комнате. В другой же комнате света слишком много, и он вызывает головные боли, потому мебель должна стоять именно так.
Девочки Софи и Мари были прилежными и умными мадмуазелями. Они всегда старались учиться хорошо, дабы не расстроить и без того больное сердце матери. Они посещали уроки танцев и игры на арфе. Хотя обе страдали от боли в их недостаточно длинных пальчиках, когда тренировались на этом инструменте. Мадам Брёндани обожала всё, что было связано с Древней Грецией, потому игра на арфе была её личным капризом. Если кто из девушек начинал жаловаться на бесполезные уроки игры на арфе, то мать с грустью в голосе рассказывала истории о девочках– сиротах, которые не могут заработать ни пени, ибо ничему они не научены, и им за счастье было бы получать уроки, чтобы потом они смогли заработать на этом. Но больше всего девочек вводил в тупик и заставлял чувствовать себя последними неблагодарными выродками вопросы леди Брёндани: неужели вы хотели бы стать сиротами? Неужели вы так не любите свою мать, что желаете ей смерти, лишь бы ничего не делать?
Все эти вопросы задавались без повышенных тонов – просто тихий, грустный голос и всхлипы.
Сейчас дочери превратились в прекрасных леди, которые играют маме на арфе, когда той захочется «чего-то греческого». Они всегда были рядом, чтобы выплакать их матери слезки, послушать вместе с ней последние новости, пошить, в общем тогда, когда мадам Брёндани это было нужно.
Но последнее время мадам Брёндани заметила, что её счастье не так уж и безрадостно, как хотелось бы. Началось всё с того, что обе её дочери понравились двум джентльменам. Они незамедлительно отправились к главе семейства за разрешением жениться на девушках. Франциск был рад, к тому же он уже давно разведал, что партии весьма подходящие, да и девушек влекло к своим избранникам.
Однако мадам Брёндани наотрез отказалась выдавать своих дочерей замуж под предлогом того, что стала в последнее время чувствовать, что час её на исходе. После всевозможных манипуляций на чувстве стыда у девушек, было решено, что Софи и Мари выйдут замуж лишь тогда, когда мадам Брёндани покинет этот бренный мир. А так они должны сопровождать свою больную мать всегда и везде, ибо смерть может случиться в любой момент. Даже когда мадам Брёндани была в доме у госпожи Жоанны Морт, то дочери сидели на первом этаже и ждали свою мать.
Естественно мадам Брёндани не собиралась так рано умирать ровно так же, как и отпускать своих дочерей, ведь женщине так хорошо и удобно всегда при себе иметь собеседниц, музыкантов, вышивальщиц, «плечо для плача».
Опять её мнимые болезни сделали своё дело – мадам Брёндани добилась своего! Но почему-то от этого она не чувствовала себя счастливой. Женщина видела грустные НАСТОЯЩИЕ лица своих дочерей. Они несчастны! Они хотят свободы! Они хотят замуж! А их собственная мать препятствует их же счастью! Мать счастлива тогда, когда её дитя счастливо, а тут! …
Такие мысли обуревали мадам Брёндани. Она была настоящим тираном. Тихий диктатор, который ни разу в жизни не повысил голос и не прибег к физической силе, не лишал и не наказывал. И женщина это понимала, но ничего не меняла, ведь ей было так удобно.
Вскоре пришёл с работы Франциск и застал свою жену плачущей за столом. На столе было блюдце с мятным мармеладом, который намок от почти настоящих слёз страдалицы. Франциск подбежал к женщине и встал на колени: