– Сир, я ваш горячий поклонник. Для меня честь говорить с великим человеком.
Наполеон брезгливо поморщился.
– Москва пуста? – сквозь зубы спросил он.
– Да, сир, – восторженно сказал Ламур. – Жителями Москвы овладел панический страх при вести о торжественном приближении Вашего Величества.
– А генерал-губернатор Ростопчин?
– Говорят, что он уехал ещё 31-го августа…
Хмурое выражение лица императора сменилось искренним удивлением:
– Как? Прежде сражения? Что за вздор вы говорите? Чепуха, не может быть.
Наполеон повернулся спиной и сделал жест рукой, что бы Ламура увели и полушёпотом произнёс:
– Дурак.
Московских французов прогнали. Д’Идевиль вышел вперёд:
– Извините, сир. У русских всё не как в Европе, у них свой календарь. Сейчас у них второе сентября, а у нас уже четырнадцатое. Это значит, что Ростопчин покинул Москву позавчера, двенадцатого сентября.
– Варвары, – пожал плечами Наполеон и позвал: – Мюрат.
– Я, Ваше Величество, – откликнулся неаполитанский король.
– Веди свой авангард в Москву, Жоаким. Я пойду следом.
– Я думаю, что вам лучше остаться здесь, сир. Скоро стемнеет. А я прослежу за русской армией.
Наполеон в раздумье зашагал вперёд-назад, вынул из кармана носовой платок, помял его в руках и положил в другой карман.
– Хорошо, Жоаким. Преследуй её до конца, хоть до самой Рязани и сообщишь мне, где она остановилась. Я буду ждать.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
Первыми через Дорогомиловские ворота прошли польские гусары десятого полка, за ними конная артиллерия, за ними Мюрат, Себастьяни и Гурго, ординарец Наполеона, замыкал шествие конно-егерский полк и 2-я пехотная дивизия.
Город пугающе пустой. Чистые улицы, каменная мостовая, холодный ветер гонит опавшие листья и звонко цокают копыта лошадей. Покинутые мёртвые дома обывателей и дворцы московской знати окружали авангард Мюрата.
– Какой богатый город, – сказал Мюрат.
– По-восточному роскошный, – дополнил маршала Гурго.
– Париж – бедная деревушка, по сравнению с Москвой, – продолжил Мюрат. – И это мы на окраине. Какие же у них дворцы в центре?
Было жутко – пустые дома окружали солдат Великой армии как покойники. Подъехали к реке. На той стороне аванпост русских казаков поил лошадей, Мюрат приказал сделать тоже самое. Казаки напоили лошадей, поправили упряжь и не спеша поехали по улице. Мюрат перешёл вброд реку у разрушенного моста и последовал за ними.
Часть Великой армии вошла в город, дошла до реки. Сапёры стали наводить мосты. Наполеон наблюдал некоторое время за наведением мостов, получая от Мюрата сообщения о положении в городе. Император приказал войскам маршала Мортье идти вслед за авангардом Мюрата и занять Кремль во избежание ограбления. В пять часов вечера Бонапарт выехал из города. Он нашёл приют в деревне недалеко от Камер-Коллежского вала в первой попавшейся избе. Там он писал приказы, назначения, предписания, утверждал репертуар парижских театров. Великий человек работал до полуночи, потом лёг спать. Ночью его покусали клопы.
Из переулка навстречу французам выехал эскадрон гусар лейб-гвардии во главе со штабс-ротмистром Акинфовым. Мюрат приказал пропустить офицера к себе. Акинфов подъехал, отдавая честь и улыбаясь при этом. Неаполитанский король улыбнулся в ответ:
– Рад вас снова видеть, капитан. Что случилось?
– Генерал Милорадович просит вас продлить перемирие до семи часов завтрашнего утра.
– Не возражаю, капитан. Вы передали мою просьбу, что бы московские жители сохраняли спокойствие?
– Сделал всё, что было в моих силах, – уклончиво ответил штабс-ротмистр.
– И как понимать этот пустой город?
– Русские в массе своей люди непокорные. Извините, Ваше Величество, но мне надо ехать.
– Разумеется, не смею вас задерживать, – холодно сказал Мюрат. – Да, капитан, как называется эта улица?
– Арбат, Ваше Величество.
Гусары обогнули казачий аванпост и их красные ментики замелькали далеко впереди. Казаки развернули коней и не спеша поехали дальше.
На углу Арбата и какого-то большого переулка у своей аптеки сидел пожилой еврей.
– Почему вы не уехали, месье? – спросил его Мюрат.
Аптекарь не понял, неаполитанский король повторил свой вопрос по-немецки.
– Я мирный человек, господин, – ответил еврей, – я не сделал ни кому ничего плохого и надеюсь, что и со мной ничего плохого не случиться.
– Всё правильно, месье, так и будет.
У стены дома стоял одетый как слуга человек. Мимо него проследовал полк гусар в синих ментиках и чёрных киверах, за ним ехали трое, судя по всему, высших офицера, а за ними офицер на серой лошади. Человек помахал рукой, офицер ответил. Человек смело вышел навстречу, улыбаясь. Полковник конно-егерского полка улыбнулся в ответ. Человек подошёл к нему вплотную, достал из-за пазухи пистолет и выстрелил. На лице офицера появилось удивление, он прижал руку к груди и свалился с лошади. Маршал и два генерала оглянулись на выстрел.
– Ты что наделал, мерзавец? – вскричал Мюрат, разворачивая коня.
– Убил вашего императора, – спокойно на скверном французском языке ответил человек.
– Это не император, а полковник де Вильнёв.
На лице человека изобразилась досада.
– Мне говорили, что у Бонапарта серая лошадь.
– Да, – согласился Мюрат, – как и у бедняги де Вильнёв. Тебя сейчас расстреляют.
– Зато вас на одного меньше, – человек безмятежно улыбнулся.
– Расстрелять, – приказал Мюрат.
Солдаты 2-й пехотной дивизии прикладами подтолкнули человека к стене, он не сопротивлялся, дали залп. Человек упал. Полковника де Вильнёв положили рядом.
– Потом похороним, – пояснил Мюрат.
Аванпост казаков через Арбатскую площадь проехал на Воздвиженку и скрылся за домом. Авангард Мюрата последовал за ним. Впереди 10-й гусарский полк увидел красную кирпичную стену Кремля и крепостную башню. Гусары, а за ними весь авангард радостно оживились: они увидели сердце Москвы. От башни перекинут каменный мост, упиравшийся в другую низкую белую башню.
Вход в неё завален брёвнами, досками, бочками. Гусары не обратили на это внимание и вслед за казаками свернули налево. Со стороны башни грянул не стройный ружейный залп.
Несколько гусар слетело с сёдел.
– Пся крев!
Залп повторился, лошадь забилась в предсмертных судорогах, гусары отхлынули в стороны. Подскакал Мюрат.
– Пушки! – приказал он. – Заряжай! Одну бомбой, две картечью.
Артиллеристы быстро, не обращая внимание на стрельбу из-за баррикады в воротах башни, выставили пушки на прямую наводку. Бомба разорвалась ровно в середине баррикады, разметав её, две другие пушки выплюнули картечь. Всё заволокло дымом. Когда дым рассеялся, французы увидели убитых в воротах башни, оставшиеся в живых защитники Кремля, попрыгали с моста в ров и бежали.
Мюрат въехал в ворота башни. Человек в красной рубахе под армяком попытался подняться на локтях, грудь его разворочена картечью. Мюрат, чуть нагнувшись с лошади, отдал ему честь. Человек попытался что-то сказать, но не смог, обессилил и упал на спину, глаза его остекленели.
– Зачем? – удивлённо произнёс Мюрат, подъехавшему Себастьяни. Ответа не было. Часы на кремлёвской башне пробили половину пятого.
Казачий аванпост сворачивал направо. На площади красивейший многоглавый собор. Мюрат не смог скрыть своего восхищения пред этой дикой восточной красотой. Аванпост свернул налево за этим собором.
Неизвестная улица уходила вниз к притоку реки Москвы. Мюрат видел, как через мост проехала последняя телега и стала медленно подниматься в гору. Полк казаков и эскадрон гусар в красных ментиках двинулись за ней.
Мюрат махнул рукой, и авангард французской армии стал медленно спускаться к реке.
На горе стоял гвалт. Вверх ползли кареты, коляски, телеги, все нагруженные скарбом, сверху на барахле сидели гувернантки, служанки и прочие в обнимку с самоваром или другим имуществом, рядом ехали всадники, шли крестьяне, дворяне, женщины, мужчины, своры борзых собак. Телеги скрипели на разные голоса, прыгали на ухабах и упорно двигались вверх.
Барин с дворовым человеком, матеря друг друга последними словами, упёршись плечами в задний борт гружёной доверху телеги, толкали её на подъёме, помогали лошадям.