«Скажи мне, брат Герасим, что за смута,
Как только я уехал, началась?
Почто Геронтия решились самосудом
Каменьями побить, зело озлясь?»
Но тот в ответ нисколько не смутился,
Слова готовые летели с губ,
Усмешкой потаённой рот кривился,
Приём с допросом был ему не люб:
«Ты, отче, не меня спроси об этом,
Но братию сначала попытай,
Она-то даст на всё тебе ответы,
Потом уже виновных назначай.
Он чина не соблюл по приговору
И древлего предания презрел.
Тебе напомню, коль умом ты скорый,
Что власти, отче, есть твоей предел.
Решит Собор меж братией все брани,
Я думаю, что в пользу не твою,
А словом он покрепче будет, зане
Ты ищешь только выгоду свою».
В ответе настоятель слышал вызов
И с мыслью собираясь, замолчал.
Пригладил бороду и с укоризной,
Вдруг осердившись, волю дал речам:
«Тебе ли плакаться о благочестии,
В грехах погрязши воровства?
Забыл, поди, как здесь, на этом месте
За то анафеме не предали едва?
Ты завистью съедаем, но не белой,
Гордыней обуян до самых пят.
Душа в молитве никогда не пела,
Но бесы за спиной твоей стоят.
Ты, вместо покаянья и смиренья,
В потугах возмущенья преуспел
Зело, не проявляя в этом лени.
Настроить всех протИв кого хотел?
Дожив до лет седых, ты к благонравью
Душой не льнул и не хотел идти
К Нему молитвенной дорогой. ТрАвлю
Тебе охотнее средь братии вести.
И грош цена тогда твоим «Посланьям…»,
Нет искренности в них и чистоты.
Закончишь, грешник, дни свои в изгнании,
Забвении, вдали от колготы…».
«Кто где окончит дни – ещё увидим! –
Одёрнув настоятеля, вскричал монах. –
Не рухнул бы, на двух на лавках сидя,
За вожжи не берись, коль не запряг!»
Двусмысленность смотрелась в этом вопле,
С угрозой вперемешку был намёк.
И до конца открылся старца облик,
И в чьих руках запальный фитилёк.
Герасим не прощаясь, хлопнув дверью,
Поспешно вышел тут же в коридор,
Задел слугу, стоявшего у кельи
И слышавшего их горячий спор.
Подошвами зашаркал по дорожке,
Ведущей в келью (жил в ней Никанор).
Cтоял пред ним, cпустя минутой позже,
Дословно передал весь разговор.
«Входи, входи, Герасим, не смущайся.
Почто смурной? Случилось ли чего?
Натоплено, – запреешь. Раздевайся,
Опять на час? Ты, как всегда бегом».
Глава 5. Чёрный Собор, февраль 1663 года
Монахи в храм Успенья не спешили,
Причину сбора зная наперёд.
Но споры между ними не остыли
О новых книгах. Шли не первый год.
Во храме, пред амвоном, стол не длинный
И в кресле настоятель восседал,
Толпились за спиною старцы чинно,
Как братии поднялся громкий гвалт.
«Почто ты время тянешь, настоятель?
Скажи, зачем собрал и, начинай!
Как будто нет у нас других занятий,
Выслушивать опять весь пустобай!»
Варфоломей поднялся и воскликнул:
«Не дело, братья, начинать нам с брани
Собор сегодняшний. Хочу сказать,
Что все равны и нет сейчас здесь званий,
Хочу лишь правды, но не за глаза.
Единогласием наречным не поёте,
Хотя о том меж нами уговор.
Почто вы снова нынче стали против?
Себе же, вопреки, подняли ор».
Тут выскочил, не выдержав, Герасим:
«Я буду бит тобой, как многих бил,
Что, аще загодя с тобою не согласен? –
Перстом тряся, насмешливо спросил. –
Какую правду тебе надо, отче?
Что всюду посадил своих людей?
Иль ту, от послухов твоих, – сорочью?
Ответь Собору, отче, без затей!»
Продолжил он под смех, стоящих рядом
Своих единомышленников, но
Осёкся, встретившись со строгим взглядом,
Которым одарил их Никанор.
А дьякон Нил не вытерпел и вылез,
И тоже с обвиненьем подступил
К Варфоломею и, что думал, вылил
С потоком слова бранного, как мстил:
«Геронтий еретИк и ты с ним вместе,
Как патриарха Грек учил в Москве,
А тот царя, вероотступник бестия.
Поэтому, пока, ты во главе».
Варфоломей, не слышал словно колкость,
Поднявшись снова, громко возгласил:
«Не вижу, братья, в перепалке толка,
Господь всех нас терпению учил.
Покой наш монастырский был нарушен
Отцом Геронтием, – вы сразу в крик.
Я вас об этом спрашивал и слушал,
Считаю, что проступок не велик.
В свидетели он звал на душу Бога,
Что в помыслах своих и не в уме,
Служебников исправленных не трогал
И никогда желанья не имел.
Он вырос на примерах благочестья
Подвижников, пустынников святых.
В моих словах о нём ни капли лести,
Но вы кидаетесь на каждый чих!
Указом государевым мне ведать
Приказано в обители во всём,
А вот Хломыге, труднику, за это
Правёж устроить будет поделом.
А, чтобы по заулкам не шептались
И меж собою толки не вели,
И, чтоб исчезла недоверья наледь,
Я, пастырь вами избранный, велю:
«А буде я», вдруг, «стану превращать
Чины церковные и новые вводить»,
То «им, священникам, диаконам» вещать
«И без студения о том мне говорить!»
Поэтому давайте приговором
Своим, особым, споры завершим,
А буде кто подталкивать к раздору,
Смирением жестоким усмирим».
Поднялся рокот разногласый в храме
Взлетя под купол, плавно приутих,
Но тлел очаг, пласталось ссоры пламя,
Но кто в него подкинет дров сухих?
И Никанор, до этого стоявший молча,
Как будто безучастный ко всему,
Рассёк своим вдруг гласом шума толщу,
И крик хоругвью взвился: «Не приму!
Помимо заповеданной нам веры
И чина, и двуперстного креста.
От книг от новодельных пахнет серой,
Я вижу руку в них антихриста».
Вплотную подойдя к Варфоломею,
Архимандрит и старец Никанор
Пенял ему, словами без елея,
Во всеуслышание на весь Собор:
«Но сам ты книг не осуждаешь новых,
Не ревностно стоишь за старину.
Так конь, когда копыта не в подковах,
Стремиться, где удобнее, свернуть.
Я зазрю за тобою, настоятель –
Не крепок благочестием ты. Нет!
Послушники уже на это, глядя,
Не чтят нам отцепреданный завет.
Насельники склоняются к соблазнам,
Своим произволением слабы,
Скорблю, что мыслить стали разно
О вере и с молитвою грубы.
В обитель братия не принужденьем
Пришла. Позыв души сюда подвиг.
Своим, Ворфоломей, к ним нераденьем
И шаткостью своей чего достиг?»
«Ты лучше, Никанор, своих ретивых
Уйми и братию не будоражь, –
В ответ сказал Варфоломей учтиво,
Добавил чуть с иронией, – уважь.
Слова поносные твои зело не к месту,
Я буду с теми, – как Собор решит.
Каким знаменьем осенятся крестным,
Пусть каждый сердцем выбор совершит.
Я, как и ты, со многим не согласен,
Но в исправленьях книжных есть резон,
Вельми он православью не опасен,
И благочестья не унизит он.
А вы почто стоите, молча, братья?
Каков ваш нынче будет приговор?
Не стану ни к чему вас призывать я,
Закончить только нужно этот спор».
Священник монастырский, бывши старшим
И настоятеля к тому же духовник,
Отец Леонтий, многих в жизни знавший,
Услышав всё, застыл на этот миг.
Подумал, удивившись: «Ах, как ловко,
Варфоломей, ты вывернуться смог!
Завидную явил здесь всем сноровку, –
Одних медком, с другими в меру строг».
Монахи, оживившись, всколыхнулись
И крики раздались со всех углов,
И храм похож стал на пчелиный улей,
И не было в толпе закрытых ртов:
«От веры не отступим непорочной,
А ересь книжную стащить в костёр!»
Галдели, спорили до самой ночи,
Пока не сочинили приговор.
Глава 6. Противостояние
(1665 – 1668 г.г.)
«Живёшь, живёшь, а некуда деваться, –
говаривала бабушка одна, –
Придёт пора со смертью обниматься,
Теперь-то, внук, она мне не страшна».
Потомки станут век тот звать «бунташным».
И он похож был, в общем, на котёл: