В клинике он схватил меня за руку, потащил за собой.
– А обедать? – спросил [Наполеон], когда мы пробегали мимо.
Мы бросили ему слова – что мы не голодны и все остальные, и побежали экспериментировать.
23. попса
В последние дни Мари все время напевала Лану Дель Рэй, и теперь я никак не мог отвязаться от песни про наблюдение за мальчиками. Я притворялся раздраженным, и Мари делала вид, что пугалась, но еще она удивительно хорошо видела меня насквозь (не буквально) и понимала, что за показной сердитостью прячется страх.
Видите ли, Мари предложила нам с Ксенией выбраться из институции – не на прогулку или хотя бы выходные, а совсем выбраться, попутешествовать, придумать новую тему для ее научной работы, может, даже поучаствовать в разработке. Я по глупости проговорился насчет идеи агенту – отчего-то я представлял, что она воспротивится, не знаю, в тот вечер мне нравилось притворяться испуганной девушкой, которая находится на попечении у злодея, и теперь, когда девушка получила возможность улепетнуть, злодей этому не обрадуется. Агент была в восторге. Тут неожиданно выяснилось, что она давно мечтала, чтобы я выбрался на свободу, посмотрел мир, нахватался новых идей – и она была счастлива, что я наконец решился.
Я же не решился настолько, что попробовал разыграть карту с главврачом. Она, признаться, подвела меня еще больше, потому что у нее в столе нашлась моя распечатанная выписка, только дату впиши, уже даже печать и подпись стоят.
– Удивительно, что ты ее не нашел давным давно.
– Ну я обычно за другим прихожу. И – как же? А если что-то случится? А если приступ?
Она была права, сложно было не признать – приступов у меня не было уже почти десять лет, и восемь из них я не принимал никаких препаратов. Даже на терапию уже несколько лет не ходил, потому что нам особенно не о чем было разговаривать.
– Рано или поздно, – добавила главврач, – и это ружье выстрелит, и ты проснешься, а лечебницу осаждают толпы журналистов, фотографов, фанатов.
– Но, может, случится поздно? Или вообще в какой-нибудь другой книге?
– Или не случится вовсе. Но все-таки ты бы попробовал реальный мир, мой друг, вдруг понравится?
Я мог бы ответить, что она же не пробует – и вроде неплохо себя чувствует, но это было бы лишним.
Мари не расспрашивала. Мы договорились, что мне нужно подумать, и она ждала решения. Ждала совершенно идеально. Я не чувствовал ни нетерпения, ни что ей хочется надавить и услышать поскорее. Она могла бы живописать, как все будет замечательно, захватывающе, вдохновляюще – но не делала и этого. Я был благодарен, но и недоволен – решение целиком ложилось на меня, и я не знал, чего хочу. Лучшей советчицей в вопросе была бы Ксения, вот только я ожидал, что она набросится на возможность, согласится еще до того, как Мари закончит предложение, но Ксения молчала и кусала губы.
– Ты не хочешь уезжать?
– Даже не знаю. Раньше возможность выглядела далекой, если угодно, не_возможной. А теперь вот она, бери, пожалуйста, и я не знаю, хочу ли брать.
– Сочувствую.
Мы завели привычку молча сидеть или стоять где-нибудь, почти старик и молодая красавица, оба загадочно пялятся в никуда, пока не придут в себя и не разбредутся по разным углам.
– Если вы так симулируете сумасшествие, то я даже не знаю, что сказать. Как будто и не были никогда в больнице, – понарошку сердито блестела на нас линзами главврач. – Не хотите уезжать, оставайтесь, к чему эту нерешительность разводить, у меня больные беспокоятся из-за вас.
– Только они? – из раза в раз спрашивала Ксения.
Я мудро окончательно уходил в себя, чтобы не слушать ответ главврача и весь дальнейший разговор.
Так прошло время, пока тянулось ненастоящее расследование смерти Следователя и настоящее расследование, во время которого нашли пещеру – очень впечатляющую, надо сказать, комфортную и уютную. В день похорон я твердо сказал себе, сегодня. Никаких больше ожиданий снизошедшей мудрости, я приму решение сегодня и сразу озвучу его, чтобы потом не передумать еще несколько раз. Прошло утро – мне было некогда, нужно было подготовиться к похоронам, пусть моя подготовка и сводилась к тому, чтобы вытащить из шкафа костюм и причесаться. Прошли похороны – но это было не время думать о важных вещах, к тому же я искренне опасался, что Повелительница топоров что-нибудь выкинет, в последнее время она совсем сдала. Я мог бы аргументировать нежелание уезжать тем, что буду скучать по ней, по другим, но правда была в том, что все они скоро позабудут меня. По дороге в институцию мне было не до раздумий, и тут у меня не было никаких оправданий, только собственная трусость. Эта трусость в итоге меня и смотивировала.
Во время обеда я загадочно объявил Мари, что принял решение, и она с достоинством кивнула, сказала, что выслушает его, когда поест, раз уж я как совершеннейший мудак так долго томил ее. Когда она закончила с десертом, я уже не мог терпеть.
– Уезжаем! – объявил я. – Я решил, что хочу уехать.
– Ну я уж догадалась, – буркнула она.
Мы обнялись, довольно неловко. Я побежал к главврачу, поделиться новостью, застал там Ксению и случайно не успел, подслушал, как Ксения говорила, что точно так же уверена, что в конце они окажутся вместе – и будет и дом, и приливы, и квадратные арбузы с тыквами, и все на свете, ох, конечно, я знаю, я с детства таскаю копии твоих дневников у Наполеона, и признаться, иногда это довольно беспокойное чтиво, и стоило бы многое оттуда обсудить, если бы мы не трусили, но это будет потом, потому что сейчас мне нужно выбираться отсюда, я хочу этого, так хочу…
Я прикрыл дверь, отошел. Едва не врезался в [мэра].
– Там занято? – спросила она.
Я кивнул. Она сказала, что тогда позже зайдет. Я отправился к Мари – планировать наше путешествие.
24.
Я бы предпочла сначала поговорить с главврачом, разобраться с официальной частью, чтобы можно было уделить Инге все внимание, но когда мои предпочтения кого-то интересовали? Часто, довольно часто, должны же быть плюсы у того, что я мэр – но не в главных вопросах. не думать об этом
Инга сидела в своей комнате – где еще ей находиться? – играла во что-то на телефоне.
– Привет, милая, – сказала я, присела на край кровати и приготовилась к обычному игнорированию. Терапевтка говорила, что это нормально, со временем Инга впишет меня в свою реальность в лечебнице, и это со временем, должно быть, наступило сейчас, потому что она вышла из игры, отложила телефон и посмотрела прямо на меня.
– Привет, мама. Как ты себя чувствуешь?
не думать Как я себя чувствую? Искренний ответ не выглядел безопасным, неискренний казался плохой идеей. Сложно. не думать об этом Я потрепала ее по коленке.
– Мне кажется, ты не договариваешь, – хихикнула она.
Запомнит ли она помнить, что я приходила? Или в отчете снова будут сплошные жалобы о том, как я ее забросила? Встречается ли она с… нет, не думать, не думать об этом Нужно подождать. Еще три месяца и мы уедем отсюда, Инга в новую клинику, я – в новый город, и нужно было сделать это годы назад, нужно было сделать это сразу, не думать об этом, не упоминать нужно было уехать раньше, но мы остались. Иногда я не успевала справиться с мыслями, тогда они превращались в полосатых мультяшных тигров с огромными круглыми головами и чересчур длинными гибкими хвостами и больно кусали меня – отгрызали последние хорошие куски, пока не оставалась только ненависть, ужасные рассуждения о том, что могло бы быть, боль, воспоминания, и горе, которое никак не двигалось по фазам, никак не изменялось. Что там было у Эмили Дикинсон – если время лечит, значит, не болела? Ох, как же я болела.
не думать об этом
Мы провели с Ингой почти два часа – большую часть времени она играла в телефон, иногда отрывалась от него, чтобы поздороваться и спросить, как у меня дела. Иногда я отвечала что-то, иногда нет, она не слишком интересовалась, почти сразу возвращалась к телефону, поэтому я не особенно старалась с ответами. Раньше – до ее срыва – я бы только и думала не думать об этом о том, что она ведет себя как подросток, уткнулась в телефон и не замечает меня, сейчас – я была довольна и этим.
Пришла главврач. Предложила перебраться в ее кабинет, но я отказалась – мне не нравилось ходить по клинике, с каждым шагом шанс встретиться увеличивался. не думать об этом Нужно было обсуждать, что делать с монстром.