Замечательно. Пошёл за ответами – нашёл новые вопросы. Мне определённо всё больше нравилось это место. Я вернул фотографию обратно и перешёл к соседним ящикам. В первом же мне улыбнулась удача. Поверх нескольких больничных карт лежал ежедневник в коричневом кожаном переплёте.
Несколько начальных страниц занимал календарь. Год только начался, но пометки напротив различных дат были проставлены почти до лета. Занятой дяденька.
Двадцать третьего января, в день моего прибытия, была написана единичка с плюсиком. Очевидно, это я.
Двадцать четвёртого стояла большая буква К. Такая же через неделю, и так далее, на месяц вперёд, равными промежутками.
Двадцать пятое число почти исчезло в чёрных карандашных штрихах.
Это дата прощания.
В некоем «главном зале», наверняка в подвальных помещениях. Значит, надо ускорить план по спуску вниз. Ладно.
Двадцать шестого – минус один. Выписка? По логике с моим плюсом – возможно, хотя Сергей говорил, что завтра.
На последнем числе каждого месяца стояла нарисованная красной ручкой звёздочка. Если повезёт, узнаем и про это.
Ежедневник был почти новый, поэтому никаких старых записей, проливающих свет на судьбу брата, я не нашёл. Отложил его в сторону и достал пачку больничных карт.
Моя шла самой первой. На титульном листе в верхнем правом углу красовался небольшой красный крестик. В остальном ничего особенного – справки, выписки да прочая лабуда.
Следующая карта принадлежала моему новому знакомому: Борису Сергеевичу Лопырёву. Та же метка в верхнем углу, а под ним цифры 26.01. В мозгу вспыхнул огонёк. Двадцать шестого – минус один. Его собирались выписывать? Вот только разговорчивый сталевар об этом не знал. И вполне обычная карточка. Диагноз – алкоголизм, курс терапии, препараты, ничего необычного. Дальше уже были дела незнакомых мне людей, но все с небольшой красной пометкой. Шизики, неврастеники, алкоголики. Последней лежала папка Сергея. Но без непонятного крестика. Почему? Ясное дело – потому! Твою мать, на моей памяти ещё ни одно расследование не вызывало столько новых вопросов по ходу событий.
Я вспомнил его странное поведение по отношению к своей зависимости. Посмотрим, чем же его лечил добрый доктор.
Назначения витаминов, капельницы физраствора, И-приём. Шесть сеансов. Всё.
Какой-то новый препарат? А где ингибиторы эйфории? Где антидепрессанты?
Твою мать…
Больше в ящиках ничего интересного не нашлось, и я повернулся к сейфу. Цифровой замок не представлял для меня особой проблемы. Мерцающие отпечатки пальцев на часто нажимаемых символах подсказали необходимые цифры. Немного терпения с удачей и спустя пятнадцать минут я уже держал в руках журналы финансовой отчётности пансионата.
Помимо государственных поступлений из казначейства (к слову сказать, достаточно скромных) на счёт этого санатория регулярно приходили деньги ещё от двух компаний. Некий «Фонд социального развития» и АО «ПромТрансМет». Про фонд я ничего не знал, а вот вторая компания уже была крупным местным промышленным холдингом, когда я только уезжал из Челябинска в Москву. Зачем им спонсировать областную дурку? Суммы в траншах стояли немаленькие, особенно по сравнению с бюджетными крохами. Оптимизируют налоги? Возможно, но не настолько же…
Мои размышления прервало лёгкое покалывание в левой руке. Судя по всему, трапеза началась.
Я аккуратно разложил всё по своим местам, закрыл сейф, проверил замки на ящиках и вышел в коридор. Уже на лестнице меня встретила переливающаяся оранжевая паутина. Охватывая затейливым узором стены и потолок, она уходила куда-то вниз. Выглядело даже немного празднично, если не знать, на что она способна. Как я и предполагал, весь этаж был пуст. Ни медсестры, ни санитаров – вопиющее нарушение, на которое всем насрать.
Я подошёл к знакомой двери с надписью «Только для персонала» и заглянул внутрь.
Вы когда-нибудь видели, как тля облепляет стебель растения? Вот примерно так же несколько санитаров с медсёстрами с затянутыми мутной поволокой глазами замерли на потолке и стенах небольшой комнатки. Каждый из них приник к оранжевой паутинке, слизывая, как котёнок, свечение с её поверхности. Жаль, телефона нет, селфи на этом фоне вышло бы отличное.
А потом я зевнул. Зевнул! В состоянии перехода! Времени было совсем мало. Я быстро вернулся обратно к дежурному посту, ещё раз внимательно изучил монитор с картинками спящих людей в палатах. Камеры везде были развешены примерно одинаково. Отлично.
Подцепил штекер и обесточил системный блок. Съёмка продолжится, но уже без записи. Первым делом зашёл к себе, увидел купол пожарного датчика в верхнем углу палаты.
Оно.
Взял стул, дотянулся до камеры, превращая электронную начинку в труху. Теперь то же самое нужно проделать в других палатах, чтобы не было лишних вопросов. Я почти физически ощущал, как уходит из меня энергия. Ещё и все эти упражнения расходовали её с удвоенной скоростью. В других комнатах пациенты жили по трое или четверо. Слава богу, никто не проснулся, чтобы посмотреть, как мимо непринуждённо левитирует стул. Уничтожив камеры в четырёх других палатах, я понял, что долго уже не продержусь. Хорошо, что по мгновенному наитию успел первым делом зайти в гости к своим новым знакомым. Борис и Сергей лежали, словно подключённые небольшими стебельками к обширной светящейся паутине. Да и не только они, в соседних палатах происходило то же самое, хоть и выборочно. Я вспомнил ежедневник главврача.
К – кормёжка.
Разобравшись с камерами, вернулся на дежурный пост, подключил обратно системник видеонаблюдения. Теперь очередь шкафчика с лекарствами. Люблю простые замки. А ещё врачебную педантичность.
Все препараты были разложены по небольшим пластиковым ёмкостям с аккуратными надписями.
Антигистаминное. Антидепрессанты. Седативное. Снотворное. И так далее. Взял по несколько таблеток успокоительного со снотворным. Не знаю, понадобятся они или нет, но лучше я подстрахуюсь. Конечно, при пересчёте на какой-нибудь смене могут возникнуть вопросы. Да и плевать. Хоть кто-то в этой богадельне будет озадачен кроме меня. Я вырвал одну из последних страниц журнала посещений, сложил конвертиком, высыпав туда свою добычу. Затем подложил под ножку стоящего рядом стула и несколькими нажатиями растолок всё в порошок. Расправил листок и засунул его в щель под тем же шкафом.
Всё. Теперь, я смогу при случае усыпить хоть весь персонал и вполне спокойно передвигаться по больнице на своих двоих. Пути отхода обеспечены. Валясь с ног от усталости, я пошёл к себе в палату, у самой двери бросил последний взгляд в сторону подсобки и… в груди что-то кольнуло. Суки, ведь они сейчас там, по сути, жрут людей. Как огромные уродливые пиявки, высасывают из нас силы. Оранжевая паутина горела ярко, как новогодняя гирлянда.
Наверное, так же они жрали моего брата. Пока не выпили до конца. Стиснув зубы от внезапно накатившей злости (а она, кстати, чертовски бодрит), я в несколько шагов оказался там. Ближе всего ко мне был ублюдок с двумя ртами. Распластавшись на стене, он медленно вращал головой, давая полакать по очереди каждой маленькой пасти. Я подошёл, сжал кулак, медленно засунул ему в голову.
И резко распрямил всю пятерню.
Его мутные, прикрытые глаза широко раскрылись, остекленели, и он начал медленно сползать вниз. Рты продолжали шевелиться, словно жуя воздух.
Добро пожаловать в слабоумие, детка. Встретишь Альцгеймера, передавай привет.
9
Утро выдалось серым и мрачным. Под стать моему пробуждению. На улице резко потеплело. Низкие свинцовые тучи затянули всё до горизонта мелким моросящим дождём со снегом. Медсестра уже ушла, и я стоял у окна, разглядывая кривые дорожки воды, которые оставляли за собой тающие снежинки.
А может, перебить их тут всех? К чёрту все эти выяснения, разбирательства. Гуманизм… По одному за ночь. Пока не останется только наш добрый доктор Менгеле. Потом дать ему по башке и вывезти куда-нибудь подальше от этой оранжевой дряни.
И поговорить по душам. Но…
Интересно, сколько уже кошек сгубило любопытство?
В животе протестующе заурчало, напомнив мне о завтраке. Я сходил в столовую, увидев Бориса, подсел к нему за стол. Видок у него был не лучше моего.
– Как спалось? – буркнул я, ковыряя чуть тёплую кашу.
– Сахара побольше возьми, глюкоза бодрит, – вместо ответа сказал он.