Чтобы хоть как-то отвлечься, я вызвал в памяти карту подвальных помещений. В обновлённой редакции тут было всего два коридора и небольшой холл у входной двери. Но на более старых планах этот холл был только началом длинного прохода, ведущего к ещё нескольким комнатам и большим залам в самом конце. И для того, чтобы это проверить, мне нужно было пройти через эту тварь. А время поджимало.
Форт Боярд психически больного курильщика…
Я обошёл подрагивающего во сне паука по широкой дуге (почти на цыпочках, ей-богу), протиснулся сквозь угол и оказался перед сплошной каменной стеной чёрно-коричневого цвета. И что теперь? Сезам, откройся?
Минута ушла на то, чтобы заглянуть в палаты по обеим сторонам. Ожидаемо они были пусты, даже без кроватей. Вернувшись обратно, снова уставился на стену. За ней определённо что-то должно было быть. Не зря же тут сидел этот многоногий цербер. Но идти наугад в плотную толщу чертовски не хотелось. Я приблизился почти в упор и только тогда смог разглядеть неглубокие линии, которые переплетались друг с другом, соединяясь в затейливый узор. Не отрывая взгляда, сделал несколько шагов назад и удивлённо замер. Вся поверхность стены была на самом деле рисунком, изображающим толстый ствол дерева с широкой могучей кроной. Внизу ствол распадался на множество маленьких нитей, напоминавших корни. Затейное художество.
Отойдя ещё дальше, я не заметил, как оказался по колено в одутловатом брюхе существа. Оно заворчало, зашевелилось, послышался какой-то клекочущий вздох, и глаза на затылке распахнулись.
Ровно половина мгновения мне понадобилась, чтобы отскочить в сторону и нырнуть в стену ближайшей палаты. Эта псина почувствовала, как я на неё наступил. Вполне вероятно, что она может меня ещё и увидеть… а потом и обнять. Однако проверять я это не собирался.
Я стоял, слушал, как тварь возилась за стенкой, пытаясь понять, что её разбудило. Послышалось шлёпанье ладоней о каменный пол, сопровождаемое дробным перестукиванием маленьких коротких лапок. Паук прошёлся немного по тому коридору, где я прятался, постоял и направился в другую сторону. Дождавшись, пока он немного отойдёт, я пулей вылетел сквозь угол своей комнаты, сиганул во входную дверь и взлетел сразу на два пролёта вверх по лестнице.
Ненавижу пауков!
10
Аркадий Степанович меня больше не караулил, так что я без проблем вернулся в лабораторию сна. Понаблюдал за врачом, который рассматривал бегущие кривые на мониторах, и пошёл в кровать. Полежать, подумать.
Разведка не принесла желаемого результата, поскольку я толком не смог никуда попасть, а учитывая новые обстоятельства, ночной визит тоже мог накрыться медным тазом. С другой стороны – я выяснил, что есть ещё как минимум одно ублюдочное создание. И оно не просто может меня учуять, оно меня ощущает. Хотя, возможно, это совпадение, и ему просто приснился плохой сон? Кошмару приснился кошмар. Интересно, кто кого больше напугал.
«Однажды в тёмном переулке встретились Николай Валуев и Мэрилин Мэнсон – обосрались оба».
Мда. Было бы смешно, если бы не было так… как есть.
Каким образом Семён умудрился вляпаться во всё это?
Пока мы росли, я старался приглядывать за ним, ведь я старший брат. Не давал лазать по гнилым гаражам, учил играть в футбол на пустыре за домом, защищал во дворе. Хотя после того, как он покалечил тех двоих… Наверное, я скорее пытался оградить окружающих от таящейся в нём силы…
Позже вытаскивал его пьяного из баров, заминал драки, извинялся и уводил Семёна от греха подальше, только бы не увидеть больше тот остекленевший взгляд и жуткую улыбку.
А потом… потом я уехал. И бросил его.
Прошёл уже год со дня смерти, и всё время меня не оставляло едкое чувство вины. Я понимал, что это глупость, мы уже взрослые люди, поэтому каждый должен отвечать сам за себя.
Да. Бла-бла-бла.
Только вот я не робот, и жить по простым логическим законам здравого смысла получается далеко не всегда.
– Михаил?
Я приоткрыл один глаз и убедительно зевнул.
– Что, уже всё? Я только-только придремал.
– На самом деле вы спите чуть больше часа. Хотя по вашей энцефалограмме этого не скажешь.
Он начал снимать с меня датчики с проводами.
– В смысле?
– Я бы сказал, что ваш мозг отнюдь не дремал. Волны спокойствия начались лишь под конец. Да и то перед этим вы умудрились испытать сильнейший стресс!
– Даже это было видно? – ляпнул я и тут же прикусил язык.
Столько лет занимаюсь оперативной работой – и такие проколы!
Да я бы сам с собой теперь в разведку не пошёл. Но, слава богу, сомнолог не обратил на это внимания.
– Представьте себе! Вы словно чего-то очень сильно испугались. Что вам снилось?
Освобождённый от пут, я сел на кровати, свесив ноги, и задумчиво покачал головой.
– Да ничего такого. Жена снилась, бывшая. Но она красивая была, чё мне её пугаться?
– Ну не скажите, – усмехнулся доктор, – женщины они такие, могут, если захотят.
Вернувшись в сопровождении медсестры к себе на этаж, я зашёл в палату к Борису, где они с Артёмом резались в шашки, поставив между своих кроватей стул.
– А вы чего не в общем зале?
Артём двинул шашку и не поднимая головы зло ответил:
– Да надоели рожи эти дебильные, ходят слюни пускают. Достали!
Я удивлённо посмотрел на Борю, но тот лишь подмигнул и махнул рукой: «Забей, мол».
– Садись давай к нам. Куда водили?
– Да офигеть, Борь, не поверишь – в лабораторию сна!
– Етижи пассатижи, – шутя перекрестился он, – и чё ты там делал?
– Спал, что там ещё можно делать?
– Ага, значит ты спал, и на тебя смотрели, как ты спишь?
– Ну да, я же хожу во сне, вот и наблюдали, показания снимали какие-то.
– Вот я те скажу Миш, ты ток не обижайся. Поколение ваше избалованное. Тебя бы к нам, на домну, пару смен отстоять. Так ты бы потом ночью единственное, куда смог сходить, – сталевар хохотнул, – эт под себя.
– Борь, а у тебя немцев в роду не было?
– Ну нет вроде, а что?
– Да гуманизм твой концлагерями отдаёт, вот что.
– Не, ну правда, – поддержал меня Артём, – ты так говоришь, будто любого дурака можно физическими нагрузками вылечить…
– Вылечить, не вылечить, но угомонить точно. Тебе когда до обеда нужно две тонны угля перекидать, поверь, не до всяких там пиздостраданий головных будет! Трудотерапия!
Борис важно поднял указательный палец, потом опустил его на свою шашку, сдвинул её в дамки.
– Ещё два хода, и ты проиграл. Веришь, паникёр? Расставляй заново.
– Верю, – вздохнул Артём и начал расставлять плоские шайбы фигур по клеткам.
– Ра-а-а-асплеска-алась синева-а-а, – запел он вполголоса.
И на этот раз рядом не было санитара, который оборвал бы наш дружный смех.
11
За ужином я вскользь поинтересовался у Бориса насчёт его выписки. На что тот только пожал плечами.
– Хрен его знает, Степаныч пока молчит, а дочка, сучка…
Ну и так далее. Кто же тогда завтра будет минус один? И почему сегодняшняя выписка никак не обозначена в ежедневнике?
Хотя это могло быть закрашено чёрными карандашными штрихами прощания с Ниной Михайловной. А выписать могли любого из остальных трёх десятков пациентов. Не сошёлся же свет клином на нашей четвёрке.
Но интуиция говорила мне, что это не так. А я привык ей доверять.
Перед отбоем меня ждал сюрприз. Медсестра пришла с обычным набором препаратов и в сопровождении любезного Аркадия Степановича.
– Мы обсудили с Олегом Александровичем результаты сегодняшней процедуры, – говорил он, пока я глотал таблетки и на меня цепляли датчики, – и это очень необычно. Судя по всему, ваш мозг продолжает бурную деятельность, пока тело отдыхает.
– Да что вы? И как быть? Это ведь можно как-то… я не знаю… успокоить или остановить?
– Посмотрим, дорогой мой, посмотрим. Вы необычный пациент.
Главврач наклонился, поправляя мне на голове сетку проводов.
– Очень необычный.
И вроде улыбнулся, как всегда, но в прищуренных глазах я прочитал приговор. А ещё – его полную уверенность в своей безнаказанности. Он отечески похлопал меня по плечу и пошёл к выходу.
Так быстро в своей жизни я ещё никогда не думал.
– Аркадий Степанович, а вам не звонили?
Доктор остановился в дверях.
– Что? А должны были?
– Ну да, подруга хотела ко мне приехать, когда я тут обустроюсь. Просто она у меня судья, и там с графиком беда, минимум на неделю вперёд всё планирует. Да и родителей надо предупредить будет, что она прилетит.