Щётка на длинной ручке и совок. До пандемии эти предметы находились в ведении женщин. Но теперь всё переменилось. Женщины, занятые добыванием хлеба насущного, сочли возможным часть обязанностей переложить на подрастающих мужчин.
— Ты не думай, я не трус какой! — объявил старший младшему, когда они вошли в дом. — Я твои враки-то опровергну. — Здесь он ввернул словечко, которое частенько доносилось с телевизионного экрана. Младший хотел было спросить насчёт смысла этого последнего слова, но потом передумал.
Нет, не хочется выглядеть профаном. К тому же он и сам догадывается, что к чему.
А тётка в окне — просто жуть! И хотя насчёт шрамов от порезов, он, не исключается, и погорячился…Но во всём остальном… Нет, не пойдёт он больше к дому у оврага. И брата отговорит. Как? Да просто скажет, что ему со страху почудилось всё. И тётка была обычная. Просто хозяйке дома не понравилось, как они используют её калитку. Не поназначению используют. Он так и скажет Раулю. Он ведь хоть и младше, но тоже умные слова знает. Во как!
В то время, как младшие Дамировы, осваивали новые жизненные пространства в Лопуховке, Вилен Владимирович предпринимал героические попытки выжать из изоляции всё возможное.
«Каждый день этот разноглазый пёсик (один глаз-карий, другой-голубой) выскакивал из подъезда и нёсся по двору, прочитывая собачьи послания и оставляя свои».
Похоже, я начинаю выражаться в художественном стиле, — подумал Вилен Владимирович, перечитывая сделанную запись. Она касалась той самой собаки, которая не лаяла. Как говорится, лыко-мочало, начинай сначала.
Шла вторая неделя изоляции. А судьба Капы и её внучки по-прежнему оставалась предметом тяжких дум Адаева. Знай его жена об этом, непременно выдала бы диагноз: «Невроз навязчивых состояний». Но дело в том, что Веру Адаеву мобилизовали на борьбу с «короной». Позвонили из здравотдела и сказали:
— Выручай, Вера Павловна, по старой дружбе!
Правда, послали её не в самое пекло. А в обычную больницу, где наметилась острая нехватка медсестёр.
Оставшись один, Адаев и вовсе затосковал. И как всегда в подобных случаях, попытался уйти с головой в работу. То есть снова и снова методично изучал материалы дела Греты Тунберг. К исходу трёх дней этих пустых хлопот, в голове его зародилось сомнение. Оно касалось мотива серии нападений.
Просто Капитолина Шульпякина и её гражданский муж Геннадий Мякушев с юности отличались прагматичностью и рациональностью мышления и ни о какой экологии не помышляли. С чего бы такой резкий разворот в личностной мотивации женщины?
Всю свою молодость Капля, которая точит камень, (она себя так сама называла) положила на предприятие, где идеи журналистов с бумаги переносились на металлические пластинки, а руки метранпажа, вооружённые шилом, укладывали в столбцы. Это по её инициативе типография «Искра» перешла на офсетный способ печати. Геннадий-тогда директор и Капитолина- его заместитель не пускали денежки на личные потребности, а умело инвестировали в полиграфический бизнес. Так что «Искра» с полным на то осваиванием могла быть переименована в «Пламя». И надо сказать, что горело оно мощно. Вплоть до той аварии на дороге, в результат которой Геннадий отправился к праотцам, а его спутница, соратница и подруга на больничную койку.
И тут в дело вступили местные воротилы Дамировы, эта парочка — София и Гумер, ухитрившиеся зацепиться в столице.
Ах, Москва златоглавая! Несбывшаяся мечта! — Вилен вздохнул и отогнал от себя это видение несбывшейся юношеской мечты, поспешив вернуться к Дамировым. Почему им удалось стать москвичами, при том весьма преуспевшими?
Похоже, что усталость взяла верх.
Мысль газетчика пошла юзом.
Что преобладало в задаваемых им самому себе вопросах. Зависть провинциала? Или кредо газетчика, выраженное словами Пастернака: «Во всём мне хочется дойти до самой сути..!»
Не разберёшь, не распутаешь этот клубок мотивов, побуждений и стремлений, ибо чужая душа- потёмки, а уж если она претендует на творческий подход, то вдвойне.
Глава 5Дядя Коля наказывает Мирру
МИРРА ИЗ ГОРОДА МИРНОГО
Кавалер Тильды красивого песочного окраса. Но вид такой, будто только что вырвался из рук собачьего парикмахера. Кот-лев глазеет через замызганное окно и выводит любовные позывные: мыррр- мыррр.
Оконные створки закрыты на верхние и нижние шпингалеты. Пока я вожусь с ними, усатый ухажёр подаётся в сторону. А уж на мою протянутую руку и вовсе косится подозрительно. На шее у него- ошейник от блох. А что если… Словно уловив мою мысль, кошара спрыгивает на землю. А до моего бдящего слуха доносится звук двигателя. Я шкандыбаю к дивану и вжимаюсь в его коленкоровый угол.
Дядя Коля долго возится во дворе. Слышно, как вытаскивается из прицепа всякая рухлядь, при этом процесс сопровождается бодрой декламацией:
— Во дворе побольше дров- спи, сопи и будь здоров!
И тут до меня доходит: шпингалеты! Я забыла закрыть окно на шпингалеты!
Войдя в избу, он моет руки под умывальником, тщательно вытирая полотенцем каждый палец, после чего натягивает синие латексные перчатки. При этом он адресует свой взгляд зеркалу над умывальником, а отражение отвечает ему мрачной гримасой.
Когда направляется ко мне, в руках у него пакет, на котором изображён котёнок. Ну вылитый Тильдин ухажёр в детстве!
— Я тут тебе подарочек принёс.
— Спасибо.
Слышно, как прогибаются под ним половицы.
Он делает последний шаг и с размаху нахлобучивает пакет на мою голову.
Силясь освободиться, чувствительно получаю по пальцам.
Целлофан липнет к лицу.
Я стараюсь дышать реже. Но воздуха внутри всё меньше.
Перед глазами кружится мошкара с разноцветными крылышками.
Воздуха!
Меня обдаёт прохладной волной. Пакет снят. И я делаю первый вдох. Даже пропитанный запахом сигарет и немытого тела, воздух прекрасен.
Я никак не могу надышаться.
— Это за то, что открывала окно, — говорит дядя Коля и уходит.
Глава 6Новый скелет из Капиного шкафа
Дом с башенкой известен ещё и Шурочкиным огородом- самым гламурным в городе: грядки, засаженные садовой земляникой, овощами и зеленью, обрамлены бордюрами из стриженого самшита, а под ногами похрустывает серый гравий дорожек. Имеется и резная скамейка, по обеим сторонам которой возвышаются декоративные вазы.
В юности Шурочка слыла поклонницей Марины Цветаевой. (Давно уже замечено: жители Мирного тяготеют к поэзии). Кое-кто из горожан утверждает, что идя по улице по каким-то своим делам девушка декламировала её стихи. Нет, не во весь голос. А так чтобы соблюсти приличия. Одному из свидетелей Шурочкиной невинной слабости запомнились строчки:
— Рябину рубили зорькою.
Рябина — судьбина горькая.
Рябина — седыми спусками.
Рябина! Судьбина русская.
Другой источник информации утверждал, что старая дева предпочитала строчки о любви, типа:
— Коли милым назову — не соскучишься.
Превеликою слыву поцелуйщицей.
Коль по улице плыву — бабы морщатся.
Плясовицею слыву, да притворщицей.
Сама Шурочка ни в каких-то выдающихся танцах или поцелуях не была замечена, большую часть жизни проведя в приёмной директора местной бумажной фабрики.
«Скромные, невидные девушки старятся как-то незаметно», — такая мысль посещает многих, кто бросает взгляд поверх плетёного забора. Им-то посадки под окнами Шурочкиной квартиры на первом этаже отделены от остального двора. Положив под спину большую расшитую диковинным узором подушку, пенсионерка располагается на уже упомянутой скамье, чтобы полюбоваться природой.
Судя по птичьим трелям, доносящимся из трубки Вилена Владимировича, эта кованая скамья выполняет свою функцию и в период всеобщего бедствия.
Окажись журналист сейчас в палисаднике, женщина сначала приветственно помахала бы ручкой, а потом, блюдя социальную дистанцию, решительно указала бы на раскладной стульчик- в метре с половиной от себя.