Скопив деньжат, Недоумыч обзавелся специальным оборудованием и разработал целую технологию: чтобы никто не видел, он в черном пакете каждый вечер привозит домой ворох использованной туалетки, собранной за день по всем корзинкам, по ночам отмывает с бумаги коричневые пятна, вымачивает ее, отбеливает, а из полученной массы в спиральном барабане на центрифуге делает новые полоски, которые потом просушивает, обрезает неровности и скручивает в рулоны. Чистая прибыль, но после этого я ему руку не подаю, – Бабосян во все горло захохотал, и его смех подхватили парни с диванчиков.
Повеселившись, он снова продолжил разоблачать заклятого недруга:
– А ты в курсе, что он еще и ворует электричество? Директор рынка уже не знает, что с ним делать и просто плюнула на него. Представь, приходят к нему снимать показания счетчиков, а там по нулям. Спрашивают: «Как так получается?» И тут разевает пасть его припадочная жена… Короче, перестали даже ходить к нему, но только разницу за электроэнергию с общего счетчика теперь раскидывают на всех нас. Вот так-то. Получается, что мы же за него еще и платим, но сделать ничего не можем. Эх, был бы сейчас брат при должности, он бы ему устроил.
– Да-а, любопытно, – задумчиво произнес я, делая пометки в блокноте.
Бабосян погрустил немного, а затем обратился ко мне с самым серьезным видом:
– Слушай, братан, я бы на твоем месте написал статью об этом уроде. Все тебе спасибо скажут, клянусь.
– Бабик, я уже сказал, что обязательно напишу статью, но сначала побеседую с Злославом, окей?
– Добро, – Бабосян чуть приподнял ладони вверх, как бы сдаваясь. – Ты же меня не учишь, как готовить шашлык.
Я еще раз поблагодарил гостеприимного хозяина за вкусный обед, попрощался со всей компанией и вышел из шашлычной на пешеходную террасу, нависшую над атриумом с овощными развалами. Внизу было многолюдно. Покупатели, с целлофановыми пакетами в руках, битком набитыми различными овощами и фруктами, суетливо сновали от павильона к павильону, выбирая, где бы отовариться продуктишками подешевле ценой и получше качеством, не понимая, однако, что такое счастливое сочетание абсолютно невозможно на «Сухогрузе», да и, пожалуй, на любом другом рынке нашей необъятной страны.
«Вообще, странные вещи творятся на "Сухогрузе", – погрузился я в размышления о насущном, следуя указателям "М-Ж", свисающим с потолка на прозрачной леске. – На первый взгляд, Бабосян не был против, чтобы я встретился с сортирщиком и во всем разобрался, а это свидетельствует о его искренности. А как же иначе, когда его откровенно оболгали, и все указывает на Злослава Недоумченко? Но вот только как-то слишком явно указывает. Возможно ли, чтобы сортирщик был настолько тупым в то же самое время, когда ему хватило ума затеять сложную комбинацию с журналистом? Вероятно, Бабик просто подставляет этого олуха. Например, что если Бабосян хитро подстроил нашу сегодняшнюю встречу, попросту разыграл спектакль, чтобы невзначай, или якобы в отместку за клевету поведать мне о туалетной бумаге и обо всем остальном? Если так, то его расчет был на то, что я удостоверюсь, что на него клепают неправду, что это делает сортирщик – скупердяй и склочник – и, руководствуясь чувством справедливости, напишу об этом. Тонко, однако… Но только слишком тонко, чтобы принять это предположение за рабочую гипотезу без подтверждения фактами. В любом случае всем уже стало понятно, что тупо натравить меня, как цепного пса, не получиться».
Глава 6
Как-то незаметно я миновал три пролета воздушной лестницы и ступил на бетонный пол подвала. Здесь были только складские и технические помещения. Ведущий вглубь складов общий коридор был огорожен решетчатыми воротами, а сразу под лестницей я заметил вход в платный общественный туалет.
Над дверью висела табличка с названием:
«Родник».
Дверь была открыта. Почти в самом проходе за узким пластиковым столиком сидела толстая и какая-то бесформенная старуха со свирепым выражением лица.
«Случись у кого недержание, – подумал я, – он бы уже не добежал до кабинки, увидев это страшилище… Зато и платить бы не пришлось».
Старуха увлеченно пересчитывала монеты и бубнила что-то невнятное себе под нос, и я бесцеремонно прервал ее занятие вопросом:
– Почем, бабуся, нынче справить нужду?
– Вон тама напысано, – она сгребла ладонью мелочь в пластиковую банку из-под моющего средства и ткнула пальцем в сторону информационного стенда, прибитого гвоздями к стене, слева от входа. – Иль ты читать не умеешь, балбис?
Это был достойный ответ, которого я и ожидал.
– Понимаю, – сочувственно покачал я головой, – вам очень скучно сидеть тут целыми днями, так и хочется поболтать с кем-нибудь поумнее себя.
– Ничёго мне не хочется. Плати давай, – огрызнулась старуха.
– Ну как же? – возразил я. – Вам очень-очень хочется поговорить. Вот смотрите: вместо того чтобы в ответ сказать всего два слова: «двадцать рублей» или даже одно, вы сказали целых девять.
– Плати давай! – снова рявкнула она и состроила совсем дикую мину.
– Я хочу пожаловаться владельцу на вашу грубость. Позовите его.
– По пунидельникам ёго не бывает, – ядовитая улыбка растеклась по ее морщинистой физиономии.
– Хорошо, тогда дайте мне его телефон.
– Тама, – она снова ткнула пальцем в щит, но на этот раз улыбка исчезла с ее… лица, хотя правильнее было бы сказать, настороженной звериной морды.
На фанерном щите, размером полметра на метр, были приклеены прозрачные прямоугольники с одним скошенным уголком. За каждым был вставлен белый лист – всего шесть штук. Среди них были: режим работы, прейскурант цен, где меня больше всего удивила небывалая щедрость хозяина:
«Пенсионерам скидка
пять процентов по
выходным и праздничным дням»,
всякие памятки о том, чтобы не забыть помыть руки после посещения туалета и подробные инструкции, как это сделать.
А еще объявление, напечатанное крупными, жирными буквами:
«Уважаемые посетители!
Использованную бумагу
бросайте СТРОГО в урны!!!
Администрация санузла».
Лишь в самом низу был нужный мне документ с реквизитами и адресом ответственного арендатора помещения. Чтобы прочитать текст, пришлось наклониться и посветить экранчиком мобильного телефона. Помимо прочего там был указан и номер телефона. Я переписал нужную информацию в блокнот, скрючившись под недовольным взглядом сортирной церберши. Номер был корявый, цифры никак не складывались в запоминающуюся комбинацию. Я разогнулся и, разминая поясницу, набрал номер.
После соединения я сказал в трубку:
– Добрый день, Злослав?
В ответ послышался глухой голос:
– Да. А хто это, это хто? – говорил Злослав с каким-то странным говорком, таким же, как у старухи.
– Это из администрации рынка, – ответил я и искоса глянул на старуху: у той отпала челюсть. – Я помощник бухгалтера, – уточнил я и сразу замолчал, ожидая его реакцию.
– Я слухаю вас, – без особой тревоги в голосе, произнес сортирщик.
– Злослав, по состоянию на текущий момент вы задолжали сумму, равную двум третям месячного тарифа, не обложенного налоговым вычетом. Мы закрываем отчет, и нам требуется свериться с вашими квитанциями. Вы не могли бы подойти к нам прямо сейчас?
Сортирщик явно забеспокоился:
– Меня сюгодня нет в городе, я на постройке дачи. А шо, если завтра днем?
– Это невозможно, к обеду я сдаю отчет. Но мы можем встретиться завтра утром у вас дома. Например, часов в девять, вас устроит?
– Вы шо, хотите приехать прямо к мене? – испуганно спросил он.
Я не ответил на неуместный вопрос и продолжил давить:
– Ваш адрес: Центральный проспект, дом номер семнадцать, корпус один, квартира девятнадцать? – прочитал я запись в блокноте.
– Угу, – сдавленно буркнул он в ответ.
– Вот и хорошо. В таком случае до завтра. – Я отключил связь.
Старуха продолжала злобно сверлить меня взглядом, морща лицо в неприязненной гримасе. Я радостно помахал ей рукой и выбежал по лестнице из темного «трюма» на светлую и многолюдную «палубу» «Сухогруза». Завтра будет ответственный день, и к нему надо основательно подготовиться. Поэтому, выйдя из рынка, я направился прямиком к проспекту, ловить маршрутку до Промзоны, где находился пивзавод.
Глава 7
Утро понедельника выдалось безоблачным. На синем небе ярко светило и ласково грело золотое солнце, а не палило и жарило как месяц назад – это и называется бархатным сезоном. Собственно, сезонов в наших краях было всего два: солнечно-курортный и мрачно-промозглый. Море было еще достаточно теплым, хотя и заметно охлаждалось за ночь. Листья на деревьях кое-где начали желтеть, и городские скверы и окрестные склоны гор постепенно приобретали ту неповторимую окраску, что навевает романтическое настроение.