Да я все время его видел! Постоянно перед глазами. Вагон — это ведь как квартира! Трехкомнатная квартира с подсобными помещениями.
— И в сортировочном зале? — Денисов хотел определенности, в то время как Ольшонок ее явно избегал.
— И в купе! — Ольшонок занервничал. — И в большом коридоре. И в малом. В маршрутной кладовой, если вам интересно…
«Теперь теплее, — констатировал Денисов. — Определенно теплее… — Едва только появлялась «информация к размышлению», он мысленно обращался к себе как бы со стороны. — Надо постараться не потерять направление!»
Однако сразу потерял его, спросив:
— Говорили о чем-нибудь?
Ольшонок огладил ворс мохнатой шапки.
— Говорить?! О чем?!
Одновременно исчезла и надобность во внутреннем денисовском диалоге.
— Что делал Косов?
— Раскладывал посылки по «группам».
— Их не успели разложить?
— Я не стал интересоваться! — Ольшонок снова поискал сигареты. — Косов не новичок!
— Что вы делали?
— Сидел у телека. Сначала фильм показывали. Про марала и русскую лайку. Потом ЦСКА — «Спартак»! ЦСКА — чемпион, а «Спартак» выигрывает! Тут я вообще не отходил от экрана…
«Начальнику вагона все-таки удалось укрыть свою тайну…» — вынужден был констатировать Денисов.
— Когда включили телевизор?
— Не могу сказать. У вас программа передач есть? Тогда можно было бы определить точно… — Ольшонок чувствовал себя уверенней. В первую очередь это отразилось на ответах — они становились все свободнее, обстоятельнее. Денисов, видимо, удалялся от критической точки. — Могу сказать про каждую шайбу… Вплоть до вашего прихода в вагон! Кто забил, когда, с чьей подачи.
Денисов задумался.
— Кроме вас, кто-нибудь смотрел матч?
— Я один. Включил звук на полную мощность, — Денисов знал, что Ольшонок не преминет сообщить эту деталь, — и смотрел. И ничего не слышал. Пока в вагон не застучали…
Ольшонок вздохнул как всадник, успешно миновавший все возможные препятствия на дистанции и благополучно достигший финиша. Он даже позволил себе взглянуть в сторону, на поддерживавшую арочный свод колонну: «Зачем? Как попала сюда?»
— Вагон убирали? — спросил Денисов.
— Сегодня? — Ольшонок посмотрел удивленно. — Нет… — Он покачал головой. — У нас как? Сдадим почту, потом уборка.
Удивление не было наигранным, Денисов поздравил себя. Это был его маленький успех. Ольшонок не понял, почему инспектор интересуется уборкой, а главное: раскрученные бумажки в углу «кухонного узла» и признаки поисков внутри вагона — с уборкой не связаны.
— Чем объяснить, что кладовая, в которой обнаружили Косова, была закрыта снаружи?
Вопрос застал начальника вагона врасплох.
— Не знаю. Может, закрылся?
— Кладовую изнутри можно закрыть только с помощью ключа?! А Косов оставил ключи в купе.
— Кто-нибудь проходил мимо — закрыл машинально?
— И выключил свет?!
— Свет включается не из тамбура — из купе проводницы!
Их прервал телефонный звонок.
Снизу, из дежурного помещения, звонил Сабодаш:
— Начальник почтового вагона у тебя?
— Здесь.
— Приехал следователь. — Денисов понял, что речь идет о следователе отдела, которого вызвали из дома. — Хочет поговорить с. Ольшонком.
В коридоре послышались шаги.
— Я направил к тебе человека, — Антон спешил, на пульте оперативной связи в дежурке некоторое время слышался прерывистый зуммер. — Он все объяснит.
Дверь в кабинет открылась. Человек в ушанке, ватных брюках и телогрейке стоял на пороге.
— Можно? Я с ситценабивной фабрики. Вы интересуетесь, кто слышал крик из вагона…
Денисов кивнул.
— Я слышал. Сидорчук моя фамилия. Но я не могу быть у вас долго. — Он говорил сбивчиво. — Я работаю составителем поездов. Мне нельзя надолго отлучаться. Могу все рассказать на месте…
Денисов поднялся.
— Мне подождать? — спросил Ольшонок.
— Вас хочет видеть следователь.
Втроем спустились вниз, Денисов проводил Ольшонка в линейно-следственное отделение, вернулся. Составитель поездов ждал у входа в дежурку.
— Градусов под тридцать… — Сидорчук кивнул на дверь. — Крещенские морозы.
— Стужа.
Денисов не мог освободиться от мысли, что Ольшонок по какой-то причине предпочел держаться полуправды — худшего варианта лжи.
Под мостом было темно, но составитель поездов сразу нашел следы, на которые Денисов еще раньше, не зная о случившемся в вагоне, обратил внимание.
— Мои… Я шел из столовой. С товарной станции… — Дорожка следов шла вдоль запасного пути, к месту стоянки почтово-багажного поезда, потом круто сворачивала поперек путей, огибая вагон 7270. — Вдруг слышу: репортаж! Остановился… А у них радио в вагоне! Или телевизор?
Денисов проследил взглядом путь Сидорчука — мимо недавно поставленного забора из щитов, мимо площадки тяжеловесных грузов, новых с подвязанными дугами троллейбусов.
— Телевизор.
— Слышу, забивают лидеру! ЦСКА!..
Впереди, за пакгаузами, на главном пути, показалось желтоватое рассеянное пятно. Из-за вагонного депо к платформе Москва-Товарная приближалась электричка. Она шла в направлении Москвы, до вокзала оставался короткий последний перегон.
— Постоял у вагона, пока не объявили счет. «Три — один!» Спартак впереди! Даже не поверил! Думаю, подожду, может, повторят?! — Счет в матче был словно бакен в остром, в то же время однообразном для Денисова, как исследователя событий в вагоне, течении игры.
— Долго стояли здесь?
— Минут пять-семь. Счет так и не повторили. Потом слышу — разговаривают!
— Подробнее, пожалуйста.
— Идет разговор! А слов не разобрать.
— Это очень важно, — сказал Денисов. — Где, по-вашему, шел разговор? В купе? В кладовой? Где вы стояли?
Составитель примерился к дорожке следов.
— Кажется, здесь. — Получалось, что Сидорчук стоял между сортировочным залом и купе проводника, прежде чем двинуться в обход маршрутной кладовой на другую сторону вагона.
— Сколько людей участвовало в разговоре?
— Мужчина, по-моему, и женщина. Женщина что-то объясняла. Когда я уходил, был еще стук двери. Разговор… И вдруг крик!
— Вы хорошо его слышали?
Составитель передернул плечами.
— И сейчас в ушах! Будто с жизнью прощался!
— Теперь покажите место, где вы в тот момент стояли.
— Можно.
Они прошли к главным путям. Желтоватое пятно, замершее было на минуту у платформы, теперь заметно увеличивалось в окружности.
— Электричка, — предупредил Денисов.
— Я вижу.
Они остановились, вглядываясь в темноту.
Вслед за ярким пятном из вихря поднятого снега показалась отчетливо видная округлая кабина локомотива с прожектором вверху и светлыми пятнами по бокам — словно многократно увеличенная зеленая голова гигантского насекомого. Вокруг все было по-прежнему тихо. Голова насекомого приближалась. Через минуту-другую раздался грохот, похожий на обвал, и снова все стихло.
Составитель и Денисов двинулись дальше через главные пути к ситценабивной фабрике.
— Здесь.
Место, на которое указал составитель поездов, находилось примерно в ста пятидесяти метрах от вагона.
Можно было предположить, что крик последовал через минуту после слышанного Сидорчуком разговора и явился его завершением. Составитель, собственно, так и считал.
— Видимо, ударили чем-то тяжелым… — сказал он. — Крик был сильный. Но короткий.
— После того как вы услышали стук двери… — Денисов вернул его на несколько минут назад. — Разговор прекратился?
— По-моему, нет. — Он не был уверен. — Но ведь я уже шел вокруг вагона. Мне кажется, я все время слышал мужской голос. Пока не отдалился.
«Странно… — подумал Денисов. — Ольшонок обрисовал обстановку по-другому».
— Что за ощущение от услышанного? Хотя бы примерно… — спросил он Сидорчука. — Хоть что-нибудь! Что вам показалось? Ссора? Объяснение в любви?
Составитель пожал плечами.
— Не объяснение.
— Значит, ссора? Или повествование. Обмен мнениями…
— Ручаться не могу. — Сидорчук помялся. — Мне кажется, одно слово я разобрал: «Отдай!»
— «Отдай!» — Денисов был озадачен. — А голос?