За зоной выделенной под санузел была входная дверь, а следом, в узеньком промежутке до стены, стоял шкаф, торцом к этому самому промежутку. Открытые его дверцы перегородили бы вход в комнату. «Там должно быть только пару вещей и поместиться», – скептически подумала Лелёка. Она утрировала, её скромный гардероб туда легко поместился бы, да ещё и место останется.
На стене рядом со шкафом в шахматном порядке были две полки. Лелёка назвала бы их книжными, но книг на Элионоре она до сих пор пока ещё не видела – все пользовались индивидуальными устройствами связи. Проследив за взглядом девушки наставница пояснила:
– Это пережиток. Раньше были бумажные книги. Но сейчас все больше пользуются гаджетами. Их, – девушка кивнула на полки, – почти никто не использует, или не по назначению.
Лелёка перевезла свои вещи из палат, сходила в ателье, где не только сняли мерки, но и подобрали временный комплект формы, пока не сошьют её персональный. Как и обещала, Изрика показала ей, где находится бассейн. Это было кстати, девушка любила плавать. Она давно сходила к океану, но не увидела пляжей, лишь порт. Во время прогулок она прошла довольно много вдоль берега по набережной, но так и не увидела оборудованных пляжей, как впрочем и купающихся людей. Если набережная была благоустроена для прогулок, то береговая линия была не тронутой. Теперь она знала, что здесь это почему-то не принято. За всё время своего нахождения в Ниде она ни разу не встречала и магазинов с купальными принадлежностями. Правда она не так часто ходила здесь по магазинам – своих денег у неё всё равно не было, а тратить средства мецената на развлечения она считала недопустимым.
В бассейне девушка впервые увидела в чём плавают элионорцы.
– У меня вот этого нет, такой одежды – сказала она Изрике, кивнув головой на мужчин и женщин, что шли к спуску в воду.
– Плавательный комплект? Сегодня уже не успеем, завтра у нас дежурство, послезавтра сходим в магазин. Пойдёт?
– Пойдёт, – согласилась Лелёка.
«Ух ты! А ведь я уже почти год на Элионоре».
Вспоминая свою жизнь после перемещения, пока сидела в камере в подземелье дворца, она поняла, что до службы в гвардии она прожила здесь, на этой планете, пять месяцев, а то и больше. Пять – это то, что она точно смогла сейчас вспомнить.
«А в гвардии я шесть месяцев, – продолжила она вычисления, – через три дня как раз полгода».
«Да, ладно, может ещё три-то дня проживу», – пыталась подбодрить она саму себя.
Вспоминать то, что было за время её службы в гвардии не хотелось. Сейчас не хотелось. Слишком много было хорошего. Боялась, что начав думать об этом, не выдержит и расплачется, а сейчас этого делать точно не следует. Скорее всего совсем скоро за ней придут.
«И что это я решила, что полгода назад меня уволили?» – спросила она сама себя.
«Как-то здесь быстро время летит, – попыталась она оправдаться перед самой собой, – да и время года здесь проходят иначе».
Да, погода в Ниделии соответствовала одному большому лету и маленькой, не больше трёх месяцев, дождливой осени. Причём не поздней, а скорее больше напоминающей бабье лето, но с дождями. Было такое впечатление, что есть май, который длиться пару месяцев, потом наступает июль месяцев на пять, затем пару месяцев длится август и три месяца сентябрь, а затем снова май, июль, август…
Потому должно быть Лелёке и казалось, что прошло куда меньше времени – не было привычной для неё смены времён года. Не было привычной зимы, а лишь три месяца менее жаркие, чем остальные и с дождями. Да и то, дожди шли не целыми сутками напролёт три месяца, а просто были, как привычной осенью в сентябре. Эти три месяца усиленных дождей слабо напоминали снежные и холодные зимы в России. Хотя именно зимой здесь и считались.
«Соскучилась по снегу», – неожиданно подумала Лелёка. Раньше она не любила зиму. «Никогда раньше не подумала бы, что соскучусь по снегу», – как-то грустно подумала девушка.
Похоже это была не реальная грусть, а скорее её стала охватывать паника. Она вдруг отчётливо поняла, что скорее всего никогда больше не увидит снега. И похоже, совсем скоро уже вообще ничего не увидит.
Сначала воспоминания хоть немного отвлекали её от неопределённого ожидания. Всё что было до гвардии, было вспоминать легко. То что позже – затрагивало такие струны души, что становилось неуютно и даже болезненно. Воспоминания о гвардии напрямую связаны с Сигрусом. Думать о нём сейчас не хотелось. Она гнала от себя эти мысли. Вместо этого постаралась сосредоточиться на том, что произошло до того, как её схватили. Может быть тогда она поймёт в чём дело.
Началось-то всё не сегодня, и даже не пару дней назад, когда ей встретилась худая и какая-то замызганная женщина. Та была настолько маленькая, худенькая и какая-то угловатая, что поначалу она приняла её за мальчика-подростка. У девушки сложилось впечатление, что женщина целенаправленно её поджидала у дворца. А может ей это только показалось. Возможно замарашка высматривала любого гвардейца, их же легко было распознать по форме.
Мальчик, как тогда думала Лелёка, схватил её за руки и заглянул в глаза. Девушка остановилась:
– Чего тебе? У меня нет денег, я же на довольствии в гвардии, – сказала она, решив, что перед ней бездомный, выпрашивающий милостыню.
В тот момент она даже не отследила, что до сих пор ни разу не встречала бездомных, выпрашивающих подачки. Их в Ниде попросту не было. Или же она до сих пор не попадала в те районы городе, где они обитали.
– Передай это Бориусу Глелу, – заговорил мальчик низким, но всё же женским голосом.
Лелёка присмотрелась и поняла, что то, что она приняла за нежные детские черты мальчика оказалось женскими. Похоже дама специально вырядилась в такую одежду, чтобы её приняли за мальчика.
Пока Лелёка рассматривала её, та произвела какие-то манипуляции с маленьким предметом, которым прикоснулась к пальцу девушки. Сунула его в коробочку. Той в свою очередь тоже прикоснулась к пальцу девушки.
Эта странная дама каким-то непостижимым образом вызывала доверие и вовсе не вызывала беспокойства. Наверно поэтому Лелёка позволила той произвести все эти манипуляции, в итоге которых в её руке оказалась небольшая коробочка. Женщина же испарилась, будто её и не было, мгновенно растворившись в толпе зевак перед дворцом.
Лелёка с трудом запоминала имена ниделийцев, однако имя Бориуса Глела забыть было сложно – это был Советник королевы. За время службы во дворце девушка наслушалась достаточно сплетен про него. Что из этого было правдой, а что выдумкой, судить было очень сложно. То, что королева не принимала без совета с ним ни одного серьёзного решения скорее всего было правдой. Но вот следовала ли она его советам или лишь выслушивала их – никто не знал. Все их важные разговоры проходили с глазу на глаз. Даже компаньонки королевы, самые приближённые из придворных, те, кому было полное доверие, выпроваживались. Ещё говорили, что он был не только Советником, но и фаворитом королевы. А вот в это Лелёка не верила. Она видела, как королева и Советник смотрели друг на друга. В их взглядах не было любви. Доверие, уважение, искренняя забота, даже восхищение – что угодно, но не любовь.
Возможно когда-то, очень давно, во времена молодости они может и были любовниками, но это давно прошло. Так думала Лелёка, слушая сплетни, пока не узнала, что он стал Советником всего десять лет назад. До этого он пятнадцать лет был послом в Годарионе. До назначения на пост служил около пяти лет в посольстве. То есть никакой совместной молодости у королевы с ним быть не могло. Когда он в двадцать пять лет отправился в Годарион, её величеству было пятнадцать лет.
Ещё поговаривали, что он самый богатый вельможа в Ниделии, даже богаче королевы. «Что ж такое возможно», – подумала Лелёка, которую мало заботило чужое богатство. Её и её собственное, неожиданно свалившееся на неё богатство мало волновало. Хотя если быть справедливым и честным до конца это было не совсем её богатство.
На тот момент она должно быть прослужила месяц в гвардии, когда её попросил об аудиенции королевский адвокат. Немало удивившись, Лелёка направилась к нему. Адвокаты королевского двора имели при дворце кабинет, где дежурил один из представителей компании. Здесь с ними могли встречаться вельможи, живущие при дворце. На этот раз такой милости удостоилась Лелёка.