Муж принялся уговаривать жену. Любопытный внук покатывался со смеху. Баба Вера выбралась из-под Петровича с помощью Григория, сына Клавдии и кричала как заяц, во время грозы пронзительным голосом:
— Что случилось? Объясните, люди добрые!
Еле — еле удалось усадить всех за стол. Миша решил разъяснить народу ситуацию.
— Нечего греха таить, — сказал парламентер. — Григорий, сидящий передо мной, является сыном Григория Сергеевича, миллионера, получившего несметные богатства и пожелавшего передать сыну состояние. Он если пожелает, может жить в Париже. Там есть недвижимость.
— Ура! — закричал внук, и, подняв ноги кверху, задрыгал ими, крича:
— Хочу в Париж! Да здравствует дед!
— Предатель! — заорал на него отчим и дал своему отпрыску оплеуху.
— За что? — запротестовал внук. — Он правильный дед, если пожелал поделиться наследством.
— Предатель! — крикнул Андрей, муж Клавдии. — Я ее голую и босую подобрал, воспитывал ребенка как родного. А ты, негодный, захотел меня променять на чужие деньги?
— Почему чужие, мои, я отпрыск вашего рода и не хочу сшибать десятку у бабушки.
— Замолчите идолы, — встряла бабушка. — Давайте все по порядку обсудим. Где виновник?
— Я его спрятал, — сказал Миша. — Опасаюсь за его жизнь. Как никак являюсь его личным телохранителем.
— Ого, — снова произнес с завистью внук. — Тут штанов приличных не имеется, а родители отказываются от законного богатства.
— Я тебя убью, щенок! — завопила Клавдия. — Это тебя твоя мать научила на чужое богатство рот разевать?
— Бабушка, а тебя твоя мать научила в нищете лапу сосать?
Второй подзатыльник усмирил бунтаря. Но ненадолго. Через пару минут молчания внук заявил:
— Это нарушение прав человека. Вы не можете меня лишить законных благ. Будете сопротивляться, я уеду с дедом.
Поднявшуюся для физической расправы с неугомонным отпрыском мать, удержали мужчины. Теперь за ее стулом стояли двое, Миша и муж.
— Клавдия, вы должны выслушать все доводы обвиняемого, который сейчас содержится в изоляторе, находящемся в коровнике и мы должны привести его сюда для дачи показаний.
Миша произнес речь и немного успокоился. Вроде бы женщина вела себя нормально.
— Хорошо, выпустите его из сарая, но близко ко мне не подпускайте.
Ввели обвиняемого. Внук с любопытством смотрел на плененного деда. Григория усадили с противоположной стороны стола.
— Говорите, — приказала баба Вера.
— Я признаю свою вину.
— «Повинную голову с плеч не рубят», — вступился внук. Дед благодарно посмотрел на него.
— Я получил богатство, сам того не ожидая. И решил помочь вам.
— Мне не нужно от тебя ничего, — решительно повторила Клавдия. — И чем скорее ты уберешься отсюда, тем гарантированнее, что твоя голова останется сидеть на собственной шее.
— Нам действительно ничего от вас не нужно, — продолжил ее мысль муж.
— Очень даже нужно, — заявил внук. — Согласно Гражданского Кодекса вы не имеете права лишать меня моей собственности, которую хочет подарить мне дед.
— А я не знаю, как поступить, — в раздумье заявил сын Григорий. По этике, не дающей в жизни ни гроша, я должен отказаться от предложенного мне наследства. По жизненной ситуации я буду дураком, если не приму этих денег.
— Разве тебе будет хуже, мама, если у меня появится собственное предприятие, хорошая машина, стабильная жизнь, при которой я могу стать сам работодателем и помочь многим бедствующим, предоставив им работу.
— Хороший сын, — подумал обвиняемый.
— Дед, а сколько ты предполагаешь дать нам денег?
— Пять миллионов.
— Ого!
— Долларов, — добавил Миша.
— Ого-го, и ты еще чего там бормочешь, маманя? И когда это может произойти?
— Сейчас, немедленно. Я выпишу чек. А пятьдесят тысяч баксов на мелкие расходы выдаю наличными.
— На мелкие расходы пятьдесят тысяч баксов?
Неугомонный внук нарушил все отказы Клавдии. Ее муж тоже был не против свалившегося наследства. В конце концов, он же вырастил сына. Его, свалившегося на голову миллионера.
— А что я получу? Все, как понимаю, денежки дед отдаст моему папане?
— И тебе тоже, золотой внук. Ты защитник деда, а защита оплачивается дорого.
— Куркули вы, — подытожила баба Вера. — Обрадовались, забыли, как жили.
— А зачем же продолжать так жить, если есть возможность изменить все к лучшему? Искусственную нищету оставить?
Все закончилось перемирием. Выписан чек, выданы наличные. Никто не был обижен.
А внук получил на собственные расходы по мелочи сто тысяч рублей и теперь отплясывал лихо от радости вокруг смущенного деда.
— А это тебе на совершеннолетие. Книжечка стоимостью миллион баксов. Идет?
— Едет, а не идет, — выхватив книжку из рук деда, — прокричал внук. — И прочитал вслух:
— На предъявителя.
Назавтра баба Вера совсем смирилась с охальником, околпачившим девчонку и оставившим ее на произвол судьбы. Старость ее теперь была обеспечена чеком, который она положила за икону. Перекрестилась и подумала:
— Побольше бы таких охальников.
Провожали гостей все, кроме Клавдии. Она не вышла из дома и не пожелала попрощаться с Григорием.
— Знаешь почему? — как бы читая его мысли, спросил Петрович?
— Почему?
— Из-за женского самолюбия. Ты предложил ей деньги, но отверг любовь.
— Какая любовь? — возмутился Григорий. — «Мой любовник» давно лежит похороненный, я только с виду мужик.
— С виду ты казак, ядреный.
— С большим соцнакоплением, из-за которого лишен увидеть собственные ноги.
— Чего тебе на них смотреть, ноги как ноги. Гимнастикой заниматься надо.
— И все-таки этих баб не поймешь, она меня чуть не убила. Почему? Привез ей денег, жизнь облегчить захотел, а она как змея, граблями по спине, сковородой по голове, встретила называется.
— А вы пока там на улице шушукались ты ей хоть слово про любовь нержавеющую сказал?
— Какая любовь, о чем ты, Петрович?
— Вот за это ты и получил. Если б ты этой женщине наговорил сто верст до небес о своих не угасших чувствах, грабли стояли бы на месте и картошку жареную мы бы тоже съели.
— Хрен их разберет этих баб.
— На ошибках учатся, — вставил свое мнение Миша.
— А ты, салага, вообще не смыслишь ничего в сердечных делах.
— То-то я гляжу вы много смыслите, оттого теперь и едем исправлять ошибки молодости.
— А может бросить эту затею с ошибками? Поехать на море, жить весело.
— Еще кучу детей после себя оставить.
— Бросьте вы эти шуточки. Давайте посмотрим, нужна ли помощь чумных папаш, которые сами себя лишили родительских прав и бросили чада на произвол судьбы. Мы с вами заедем в один из детских домов и убедимся, нужно ли продолжать наше путешествие.
— Куда дальше путь держим? — спросил Миша притихших искателей детей.
— В Краснодар.
— Почему в Краснодар? — съехидничал Петрович.
— Да потому, что там живет наш коллега, Сидоров. Помнишь такого?
— Помню, помню, — проворчал Петрович. — И на кой он тебе сдался? У него ни кола, ни двора, поди, давно уже окочурился.
— Грех его в беде оставить при моих деньжищах. Да и на город посмотрим. Не были там уже, почитай, четверть века.
— Не думаю, что он сильно изменился, я имею в виду город. Как большая деревня была, так ею и осталась.
— Ну, это мы еще посмотрим, — подытожил разговор Григорий. Он уселся поудобнее и стал смотреть в окно. Нахальная память вторглась в его настроение. Григорий вспомнил, как Сидоров стоял на обочине и махал рукой вслед удаляющейся машине. Григорий тогда сильно рассердился на него, хотя сейчас никак ре мог вспомнить за что.
Ехали долго, по пути не уставая удивляться произошедшим за столько лет переменам. Вместо узенькой плохой дороги построили отличные трассы, да и сейчас во многих местах еще шли работы. Краснодарский край неузнаваемо менялся, причем, судя по новизне тех же дорог, довольно быстро. Наконец, впереди замаячила долгожданная дамба, шлюзы и большая надпись «Краснодар» указала на прибытие к месту назначения.
Григорий полистал свою записную книжку. Там под одним из номеров значился домишко по улице Северной. Петрович в той последней поездке не был и Григорию оставалось полагаться только на свою память. Но город настолько сильно изменился, что уверенно узнать когда-то знакомые места было невозможно. Он смотрел и не узнавал прежние улицы Краснодара. Северная с бывшими старыми, приземистыми домишками теперь походила на величественную красавицу, глядевшую свысока окнами рядов блистательных зданий на кое-где чудом еще сохранившиеся старые развалюхи. На месте бывшего домика Сидорова высился синеокий красавец. Рядом с ним и через дорогу хвастались своей новизной такие же здания. Григорий кряхтел, думал, смотрел, но не мог узнать бывших улиц. Знойный южный город преобразился до неузнаваемости. Все вокруг утопало в цветах, улицы поражали чистотой мостовых, аккуратно выложенных плиткой. Буйное многообразие цветников удивляло, радовало, глаз нельзя было отвести от клумб. Выдумщики Зелентреста славно потрудились над созданием причудливых форм газонов. Все это вместе создавало впечатление о заботливом хозяине.