Команда исследователей полагала, что нашла пулю в Сан-Эстебане, и это было интересно. Пули — согласно наиболее популярной теории, шрамы в ткани пространства-времени — похоже, сопровождали каждое вторжение в реальность темных богов из пространства врат. С космологической точки зрения они были относительно небольшими, хотя последствия их существования кардинально меняли представление человечества о космосе.
В не столь отдаленные старые добрые времена их было легче обнаружить, поскольку они появлялись в непосредственной близости от того, что их вызывало. Сотни, тысячи или сотни тысяч проведенных с тех пор экспериментов противника теоретически должны были породить столько же маленьких постоянных аномалий, но без привязки к человеческому объекту, действию или системе проще было отыскать иголку в целом сеновале.
Разрыв в ткани реальности на Сан-Эстебане шириной в несколько метров, почти невидимый для приборов, но заметный для человеческого сознания, парил в полукилометре над спутником одной из малых каменистых планет. Команда тщательно собирала с него данные в надежде, что различия между пулями откроют что-то критически важное о стоящих за ними механизмах.
— Что? — спросил Фаиз.
Элви озадаченно посмотрела на него.
— Ты хмыкнула.
— Ой. Я просто подумала, это могло бы стать невероятной новостью, может быть, даже более важной, чем то, что мы получали с Адро. Но сейчас?
— Ничто лучше не отвлечет внимание от парня, наставившего на тебя пушку, чем пожар, — заметил Фаиз. — Сан-Эстебан был самой большой из мыслимых угроз, пока не объявился Дуарте.
— Дуарте не пытается нас убить.
— Тебе не кажется, что лучше бы попытался?
Элви продолжила работу. Из-за отчета Очиды о том, что он называл «спонтанными нелокальными когнитивными перекрестными связями», живот свело еще сильнее, и заболела челюсть. Об этом эффекте сейчас сообщали изо всех систем. Несомненно, ярче всего он проявлялся там, куда отправились корабли — участники первоначального инцидента: в Бара-Гаоне, Ниуэстаде, Сан-Паулу, Кларке, что наводило на мысль о контактной передаче, похожей на заражение инфекциями, но имелись также предположения о кластерах активности между системами с незначительными физическими контактами и высокой коммуникативной нагрузкой.
Самым надежным фактором, предсказывавшим возникновение эффекта «коллективного разума» было знакомство с теми, кто уже ему подвергся. Эпидемиологи строили модель передачи через осведомленность и надеялись вскоре получить более полный отчет. В голове Элви возник навязчивый образ — огромная светящаяся сеть, похожая на клетки мозга или карту взаимоотношений в городе, где сначала один узел становился кроваво-красным, затем соседние с ним, потом те, что связаны с этими, и так до бесконечности.
Самая длинная цепь между любыми двумя людьми не превышала семь-восемь соединений. Каким бы огромным ни стало человечество, как бы далеко ни раскидало себя по вселенной, люди оставались чертовски близкими.
— Выглядит плоховато, — сказала Элви.
— Зато мы можем сказать, что полковнику Танаке вместе со всей командой нужно находиться в камерах сенсорной депривации в качестве санитарной меры предосторожности. Было бы весело.
Очида перешел к продолжению доклада о смертях в Сан-Эстебане, когда их прервал тихий стук. Элви открыла дверь и обнаружила за ней Кару. Лицо девочки было напряженным, а руки она держала перед собой, словно поет в хоре. Элви все поняла еще до того, как Кара заговорила.
— Я слышала, будет погружение?
— Да, мы попробуем использовать катализатор, чтобы открыть путь на станцию в пространстве колец. Но это не то же самое, что с алмазом. Одно оборудование, но разная работа.
— Я должна пойти. Вы должны послать меня.
— Амос Бартон...
— У меня больше опыта. Я лучше него понимаю, как это работает.
Элви подняла руки и сразу поняла, насколько снисходительный получился жест.
— Это не так. Это другой артефакт, и вряд ли он будет вести себя так же. Не причин полагать, что к нему применим твой опыт работы в Адро. И проблема зависимости...
На лице Кары внезапно появилась ярость, словно кто-то быстро перевернул страницу. В голосе послышалось жужжание осиного гнезда. Фаиз придвинулся ближе к Элви.
— Зависимость — это чушь. Чушь, и мы обе это знаем.
— Она реальна, — возразила Элви. — Могу показать тебе данные. Уровни серотонина и дофамина...
Кара тряхнула головой, сдерживая гнев. Голос в голове Элви сказал: «Это ты сделала. Это твоя вина». Он звучал как голос Бартона, наполненный ровной, бесстрастной яростью.
— Я понимаю риски, — настаивала Кара. — Я всегда их осознавала. Вы собираетесь спасать меня от зависимости, упустив наш самый верный шанс на выживание? Разве это разумно?
Фаиз переместился, пытаясь отвести гнев девочки от Элви.
— Не думаю, что это...
— Да посмотрите же в зеркало, док, — сказала Кара. — Не надо рассказывать, как важно мое здоровье, когда вы так растрачиваете свое. Если вы не важны, то зачем притворяться, что важна я? Потому что я выгляжу как подросток? Засуньте ваш материнский инстинкт себе в...
— Между пропуском нескольких тренировок и намеренным риском для объекта исследования есть разница, — перебила Элви. — То, что я делаю со своим телом...
— Я тоже имею право выбирать, что делать со своим телом! — взревела Кара. В ее глазах был дикий голод. — Вы относитесь ко мне как к ребенку, потому что я выгляжу как ребенок. Но я не дитя.
С тем же успехом она могла бы сказать: «Вы относитесь ко мне как к человеку, потому что я выгляжу как человек». И это тоже было бы правдой. Элви почувствовала решимость где-то глубоко в груди. Древний инстинкт подсказывал, что проявление слабости сейчас — это шаг к смерти. Она призвала на помощь всю холодность, выработанную за десятилетия в академических кругах.
— Я не считаю тебя ребенком, но исследованиями здесь руковожу я, и по моему компетентному мнению ты не подходишь. Если хочешь заставить меня изменить суждение силой, попробуй.
Кара на мгновение замерла, затем выдохнула.
— Вы это делаете только потому, что боитесь его, — без всякой горячности сказала она, повернулась и выплыла в коридор.
Вина комком застряла у Элви в горле, но она не позволила себе размякнуть. Еще будет время на извинения.
По крайней мере, она на это надеялась.
— Говорит полковник Танака. Мы с девочкой на месте.
Элви последний раз оглядела лабораторию. Амос на своем месте, пристегнут к медицинскому креслу. Чтобы установить датчики, с него сняли рубашку, и черная хитиновая масса шрама там, где его ранили в Новом Египте, мерцала на свету, как нефтяное пятно на воде. В вену на руке вставили белый керамический катетер и закрепили пластырем. Из-за быстрой регенерации его тело все время пыталось вытолкнуть иглу.
Казалось, он расслаблен, и происходящее его даже слегка забавляет.
Техники и ученые находились на своих постах. На месте показаний с БИМа сейчас дрожало изображение станции в медленной зоне. Элви чувствовала легкую тошноту. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ела.
— Принято, — сказала она. — Начинаем погружение. Приготовьтесь. — Элви отключила внешнее соединение. — Последний шанс отступить.
Амос улыбнулся так же, как если бы она пошутила или предложила ему пиво. Медицинские датчики показывали, что сердцебиение у него медленное и ровное, уровень кортизола низкий. Либо воскрешение преобразило его сильнее, чем Кару, либо его действительно трудно испугать. Амос поднял большой палец вверх и потянулся. Примостившийся в углу Джим казался призраком, который старается держаться в сторонке, чтобы никто не прошел сквозь него. Элви почти пожалела, что позволила ему присутствовать.
Она установила соединение с камерой катализатора.
— Готовы?
— Готовы, — отозвался Фаиз. — Каре и Ксану будет тесновато в камере вдвоем, но, думаю, они потерпят. Если никого не накроет клаустрофобией.
— Ну и славно. Выводи катализатор.
Она могла бы включить видео и посмотреть, как Фаиз с техниками открывают камеру, выкатывают катализатор и заводят на ее место двух не совсем детей, но сосредоточилась на Амосе и станции. Она услышала звук закрывшейся камеры.
— Дамы и господа, — объявил Харшаан Ли, — приступаем, все точно по инструкции. Если тут подходит какая-нибудь инструкция, — добавил он тише.