Бывали дни, когда он не мог избавиться от ощущения угрозы. Временами часть его разума попадала в капкан иррациональной и ничем не обоснованной уверенности, что люди, терзавшие его на Лаконии, снова за ним охотятся. Или нападал страх перед тем, что находится за вратами — не такой уж нереальной опасностью. Апокалипсис, уничтоживший создателей протомолекулы и стремящийся к разрушению человечества.
Если так посмотреть, может, он и не был так уж сильно надломлен. Может быть, ситуация в общем настолько плоха, что вся целостность и здравомыслие того человека, которым он был до плена в Лаконии, теперь выглядели бы безумием. Еще Джиму очень хотелось знать — он дрожит или это резонанс движения корабля, результат грязной работы двигателя.
Лифт остановился, он вышел и повернул к кухне. Мягкий и ритмичный стук собачьего хвоста о палубу подсказал, что Тереза с Ондатрой уже там. Еще там был воскресший из мертвых Амос — глаза черные, кожа серая. Он сидел за столом, на лице, как всегда, улыбка. Джим не видел, как на Лаконии Амосу снесли голову выстрелом, но знал, что дроны заново собрали его тело по кускам. Наоми до сих пор сомневалась в том, что некто, называющий себя Амосом, в самом деле тот механик, рядом с которым они провели много лет. Может, это инопланетный механизм, считающий себя Амосом только потому, что сделан из его плоти и мозга. Для себя Джим решил, что даже если он выглядит по-другому, даже если иногда знает что-то чуждое, обрывки иного древнего мира, это тот же Амос. К тому же, у Джима не было лишних сил, чтобы глубже это обдумывать.
И кроме того, Амоса любила собака. Не самый сильный аргумент, но и не самый слабый.
Сидящая у ног Терезы Ондатра с надеждой посмотрела на Джима и опять застучала хвостом по палубе.
— Нет у меня сосиски, — сказал ей Джим, глядя в жалобные карие глаза. — Придется тебе обойтись кибблом. Как и всем остальным.
— Ты ее избаловал, — сказала Тереза. — Она никогда этого не забудет.
— Если я и попаду в рай, так за то, что баловал собак и детей, — ответил Джим и двинулся к автомату.
Машинально заказал грушу кофе. А потом, поняв, что наделал, добавил вторую, для Алекса.
Тереза Дуарте пожала плечами и снова переключила внимание на свой завтрак — тубу с грибами, ароматизаторами и клетчаткой. Ее темные волосы были собраны в хвост, а губы вечно выражали легкое недовольство, непонятно, из-за физиологии или характера. Джим наблюдал, как в Доме правительства на Лаконии Тереза превращалась из ребенка, развитого не по годам, в бунтующего подростка. Ей сейчас пятнадцать, и он помнил себя в таком возрасте — тощий, темноволосый мальчишка из Монтаны, без особых амбиций, кроме разве что понимания, что если больше у него ничего не получится, всегда можно пойти во флот. Тереза выглядела старше того подростка, каким был Джим, больше знала о Вселенной и больше злилась от этих знаний. Может быть, эти качества неразделимы.
Пока Джим был у ее отца в плену, Тереза его боялась. Но теперь, когда оказалась на его корабле, страх, похоже, улетучился. Когда-то он был для нее врагом, но сейчас не мог быть уверен, что стал другом. Запутанные эмоции девушки-подростка, выросшей в изоляции, вероятно, была за гранью его понимания.
Автомат налил кофе, и Джим взял обе груши, свою и Алекса, ощутив в ладонях тепло. Дрожь почти ушла, горечь кофе успокаивала лучше любого чая.
— Надо бы в ближайшее время пополнить запасы, — заметил Амос.
— Правда?
— С водой порядок, но вот топливных гранул взять не помешало бы. И воздухоочистители уже не те.
— И насколько плохи дела?
— Еще пару недель точно протянем.
Джим кивнул. Его первым побуждением было отложить проблему на потом. Что, конечно, неправильно. «Если это не срочно, то пусть катится к черту» — страусиная политика, ни к чему хорошему не приведет.
— Я поговорю с Наоми, — сказал он. — Мы что-нибудь придумаем.
Если только лаконийцы нас не найдут. Если нас не прикончат сущности врат. Если не случится еще какой-нибудь катастрофы из тысяч возможных. Он отпил еще кофе.
— Как дела, капитан? — спросил Амос. — Какой-то ты дерганый.
— Все отлично, — ответил Джим, пряча за напускным весельем постоянно растущую панику, как и все остальные.
На мгновение Амос застыл в пугающей неподвижности — одно из проявлений его нового «я» — а потом улыбнулся шире.
— Ну, тогда порядок.
В разговор по голосовой связи вмешался Алекс:
— У нас кое-что происходит.
— Кое-что хорошее?
— Кое-что, — отозвался Алекс. «Свежий урожай» только что сбросил какую-то жидкость, и на адской скорости рванул к большой торговой станции во внешнем Поясе.
— Принято, — сказала Наоми — тоже по связи — непривычно суровым и резким тоном, Джим считал его голосом главнокомандующего Нагаты. — Подтверждаю.
— А «Черный коршун?» — спросил Джим, обращаясь к стене.
Алекс и Наоми минуту молчали, потом Алекс сказал:
— Похоже, погнался за ними.
— Он уходит от врат?
— Да, конечно, — с нескрываемым удовольствием сказал Алекс.
Джим ощутил прилив облегчения, но лишь на один момент. Он тут же решил, что это, возможно, ловушка. Если «Роси» слишком скоро развернется к кольцу, это может привлечь к ним внимание. Даже если им удастся уйти от «Черного коршуна», внутри пространства колец может на свой страх и риск караулить другой лаконийский корабль, готовый перехватить любого, покидающего систему.
— Почему они убегают? — спросила Тереза. — Ведь не могут же они надеяться ускользнуть? Это было бы просто глупо.
— Они не пытаются спасать свой корабль, — пояснил Амос с тем же почти философским терпением, с каким учил работать со сварочным аппаратом в условиях микрогравитации или проверять герметичность трубы. Тоном мастера, объясняющего ученику, как устроен мир. — Что бы ни было на их корабле такое, из-за чего Лакония на них взъестся, им уже ничего не скрыть. И особенно в такой разреженной системе, как эта. Им не ускользнуть и радиомаячок не сменить, так что их кораблю конец. А торговая станция довольно большая, может быть, команда успеет пересесть на другие суда или притворится местными.
— Бегут туда, где можно спрятаться, — сказала Тереза.
— И чем больше времени они выиграют, тем больше у них шансов, — заключил Амос.
«На их месте могли оказаться мы, — думал Джим. — Показались бы «Черному коршуну» подозрительнее, чем «Урожай», и пришлось бы пожертвовать «Роси», а самим надеяться стать маленькими и незаметными. Только все это нереально. Ни на Кроносе, ни в каком другом месте не найдется угла, куда не заглянет Лакония. Поэтому единственная надежда — оставаться на виду, поскольку план Б — ввязаться в драку.
Он, кажется, не сказал это вслух, ни звуком не выдал, как сильно расстроен, но все же Тереза бросила на него взгляд, одновременно и сочувственный, и раздраженный.
— Ты же знаешь, я не дам вас в обиду.
— Знаю, что постараешься изо всех сил, — ответил Джим.
— Я по-прежнему дочь Первого консула, — сказала она. — Раньше я уже тебя выручала.
— Я не полагаюсь на этот трюк, — отозвался Джим резче, чем хотел бы.
Ондарта зашевелилась, тяжело поднялась на ноги и с непониманием переводила взгляд с него на Терезу и обратно. Взгляд девушки стал жестче.
— Я так думаю, капитан хочет сказать, — начал Амос, — что ему не совсем удобно использовать тебя как живой щит. Не в том дело, что у тебя не получится, ты ведь нас уже выручала. А в тех людях, с другой стороны. Мы их не знаем, может быть, они не заслуживают доверия, и чем меньше мы на них полагаемся, тем лучше.
Тереза по-прежнему хмурилась, но уже меньше.
— Да, — согласился Джим. — Это было гораздо более убедительно.
— Временами я бываю достаточно убедителен, — сказал Амос, непонятно, в шутку или всерьез. — Подготовить корабль к побегу? Реакторной массы хватит на хорошую скорость.
— Я думал, у нас маловато топлива.
— Да, но на выход из Кроноса потратиться можем. Не забудь только добавить в список покупок воду. Воздухоочистители почти на пределе.
Тяжесть этой мысли давила сильнее, чем гравитация. Включай двигатель, разворачивай нос к вратам и рви когти, пока противник не захватил. Джим вдруг заметил, что крепко стиснул в руке грушу с кофе и усилием воли ослабил хватку.
— А ты как считаешь, Наоми?