Она запрыгнула на переднее сиденье рядом с водителем и посмотрела на школу. Поле боя. Танака проиграла, потеряла свой отряд, цель, потеряла собственную кровь и плоть. И часть репутации. А проиграла она потому, что промедлила с активными действиями. Тереза Дуарте была ценным активом. Незаменимым. Холден готов был ею рискнуть, а Танака нет. Теперь она усвоила урок.
В глубине души ей хотелось запустить в школу ракету с орбиты, стереть это место с лица планеты. И она могла бы это сделать. Уничтожить несколько человек, включая долбаного врача, и никто ее за это не накажет. Правда, люди узнают, об этом. И поймут, что ею двигали растерянность и стыд.
Так что нафиг. Пусть живут.
Отряд Мугабо закончил погрузку, все снова расселись по местам в каре. Из-за особенностей местной атмосферы солнечный свет отражался шестью полосками как на детском рисунке звезды. Танака вспомнила фразу, которую где-то слышала: «Я готов разить даже солнце, если оно оскорбит меня». Она не знала, откуда эти строки. Да и какая разница. Охота еще не закончена.
— Можно ехать, — сказала она.
— Есть, сэр, — ответил Мугабо.
Кар дернулся, развернулся и помчался к взлетной площадке. Поднявшийся ветер имел привкус пыли. Танака утешалась тем, что может прожить полноценную, богатую событиями жизнь, ни разу не вернувшись на эту мерзкую планету. Эта мысль помогла, но лишь отчасти.
Когда они вернулись на «Ястреб» и втопили на полную к вратам, она отдалась на волю медиков. Вошла в лазарет добровольно и на своих двоих, и даже не поморщилась при болезненном осмотре. А после того как обработали рану на голове, соскребли регенерирующий гель со щеки, пришили новую соединительную ткань и опять нанесли порцию геля, ей полегчало. Все болело, но было нечто успокаивающее в том, что Танака могла убедить себя и других в случайном характере этой боли. Всем известна долгая и славная история умерщвления плоти художниками и религиозными фанатиками. Она не причисляла себя ни к тем, ни к другим, но что-то общее, наверное, все-таки было.
Новые нервные окончания зудели, а когда Танака слишком быстро встала во время полета на тяге, в голове запульсировала боль. Не считая этого, она была готова вернуться к работе, и начать следовало с отчета об операции. Танака села за маленький письменный стол в кабинете, и под гул воздухоочистителя и мягкую дрожь корпуса корабля от работающего двигателя стала тщательно вспоминать проваленную миссию в мельчайших подробностях. Отчет она отправила Трехо, словно признание атеиста в грехах. Ритуал очищения, когда лишь в минимальной степени чувствуешь себя действительно очищенным. Покончив с этим, она взялась за работу.
Пока она приходила в себя, «Росинант» ушел в отрыв, проскочив к вратам мимо встречного торгового корабля и газовых гигантов с такой скоростью, что бессмысленно было теперь за ним гнаться. В какую бы систему ни шел «Росинант», когда Танака достигнет пространства колец, он уже будет у цели. Но скорость света он все равно не превысит. Танака отправила сигнатуру двигателя и описание маскировочного контура «Росинанта» в каждую систему, где еще оставались лаконийские ретрансляторы. Куда бы Холден ни отвез девчонку, их будут искать. И может быть, Танаке повезет.
Или нет.
Она целыми днями разбиралась в отчетах о результатах других операций, которые она организовала. Согласно анализу Директората по науке, яйцеобразная штуковина представляла собой безынерционное средство передвижения, и теперь ученые пытались найти способы его отследить. По одной теории, корабль-яйцо должен оставлять за собой след из свободных нейтронов. Танака освободила Директорат по исследованиям и горной разведке от всех других задач и поручила составить отчет обо всех известных объектах инопланетного разума во всех системах.
Куда бы ни отправился Дуарте, он наверняка на одном из этих объектов. Любая активность на них даст отправную точку. Но пока что она не могла похвастаться успехами. По ее приказу Директорат по разведке проверял всех доверенных помощников и бывших любовниц Первого консула — на случай, если их, как и Трехо, навестил Дуарте, но в отчете была только бюрократическая уклончивость, прикрывающая отсутствие результатов.
Она разозлилась. Ничего страшного. Гнев — это хорошо. Полезно. Танака это понимала.
Она с точностью до секунды помнила, когда в последний раз испытывала жалость к себе. Ей было одиннадцать лет, и она жила в Иннис-Дип. В том году умерли ее родители. Мать узнала о своем муже нечто такое, с чем не могла смириться, однажды ночью вывела из строя воздухоочиститель в квартире, и оба задохнулись во сне. Танаку отправили на ночь к тете Акари. Там она и жила, пока не выросла. Если тетя и знала, что именно так разъярило ее мать и довело до самоубийства, то никогда не рассказывала об этом.
Переезд означал смену школы, что усугублялось еще и необъяснимой потерей родителей. Как-то раз после школы Алиана сидела на кровати и плакала, там ее застала тетя и спросила, в чем дело. Алиана призналась, что одна девочка в школе дала ей пощечину и унизила.
Тетя Акари опустилась перед ней на колени. Она служила капитаном марсианского военного флота и была высокой, как все женщины в роду. В безупречной форме она выглядела богиней-воительницей. Алиана ждала, что тетя крепко обнимет ее и скажет, что во всем разберется, как поступила бы мать.
Но вместо этого тетя Акари спросила, по какой щеке ее ударили. Когда Алиана ответила, тетя ударила ее по той же щеке с такой силой, что Алиана снова разревелась.
— Тебе грустно или ты в ярости? — тихо, но настойчиво спросила тетя Акари.
— Не понимаю... — начала она, но тут тетя снова влепила ей пощечину.
— Тебе грустно или ты в ярости? — повторила она.
— Почему...
Тетя Акари ударила ее, прежде чем она успела произнести что-то еще.
— Тебе грустно или ты в ярости?
Она вытерла слезы молча, из страха получить еще одну пощечину. Алиана смотрела на красивое, но суровое тетино лицо, на котором не отражалось ни капли жалости или сострадания.
— В ярости, — наконец ответила Алиана, удивившись, что так и есть.
— Хорошо, — сказала тетя, а потом встала и протянула руку, чтобы помочь ей встать с кровати. — С яростью можно иметь дело. Но грусть, страх, жалость к себе, сомнения? Они направлены вовнутрь. Ты замыкаешься в себе. От них нет никакого толка. Гнев направлен наружу. И требует действовать. Гнев полезен. Ты готова его использовать?
Алиана кивнула. Так было безопаснее, чем говорить.
— Тогда я покажу тебе, что делать.
И она показала.
***
Мугабо стоял, сложив руки за спиной, на его лице играла все та же дежурная и угодливая полуулыбка.
— Мы подошли достаточно близко к вратам, пора сообщить навигационной системе, куда отправимся дальше.
Танака откинулась на спинку кресла. Голова болела, но чуть меньше обычного, и она не приняла болеутоляющие. И не станет, если не припечет. Регенерирующая кость тоже ныла, а новая кожа щеки постепенно приживалась. Восстановление зубов займет чуть больше времени. Сначала нужно нарастить для них твердую основу. Ладно, потерпим.
Конечно, лучше всего было бы вернуться на Лаконию, но это выглядело признанием поражения. Танака всё откладывала решение, эта мысль была пока еще мучительна. Она надавила кончиками пальцев на сломанную глазницу, проверяя, насколько сильно можно нажать, пока не станет больно.
— Пока что будем считать, что пополнение корабельных запасов... — начала она.
Тренькнул коммуникатор. С Лаконии только что поступило важное сообщение. От адмирала Трехо. Не договорив фразу, Танака подняла голову и посмотрела на Мугабо. Он на миллиметр поднял брови — как официант в дорогом ресторане, выжидающий, одобрит ли она предложенное вино.
— Мы еще вернемся к этому разговору, капитан, — сказала она.
— Конечно, — ответил он с резким деловым кивком.
Если он и был раздосадован тем, что его снова отодвинули в сторону, то никак этого не показал. У Танаки возникло чувство, что она может до бесконечности уклоняться и откладывать, а в ответ получит лишь вежливое согласие и повторение вопроса час спустя. Мугабо был человеком без эмоций. Он брал измором, как подтачивающая камень вода.
Он закрыл за собой дверь, и Танака включила в системе режим «не беспокоить», чтобы ей никто не мешал. Сообщение от Трехо было коротким, но к нему прилагался файл с данными. Послание внутри послания.