И дети стремились к свету, стремились к солнцу. Но старики всегда говорили: это война! Прячься во мху! Прячься! Слышишь шаги? Слышишь, как режет нож? Брата твоего больше нет. Прячься…
Поздно.
И все ждали дождей, и те, кто рос – чтобы жить, и те, кто ходил с ножом – чтобы есть.
И шла война, где побеждал тот, кто зорче и внимательней.
Война не закончится никогда…
Прячься, слышишь шаги?
Они идут…
***
– Ой, пап белый гриб! Я его срежу! Можно? Можно?
– Конечно, сын. Нам надо хотя бы на жареху набрать.
Почему не падает небо
Лес, небольшие заливные озера у реки. Сашка бывал здесь с дедом много раз. Но это было давно, в детстве. Сейчас родные места изменились. Пологий когда-то берег зарос, осыпался и украл кусок поля. Само поле давно не паханное, превратилось в луг. И только издали стояли серые от дождей стога сена.
Порывы ветра иногда разрывали свинцовые тучи, и сквозь осеннюю завесу пробивались лучи солнца. Тогда можно было снять шапку, тряхнуть головой и пару минут постоять, ловя нежданное тепло.
– Стоять, Рик! Стоять! Тупая псина!
Сашка натянул поводок. Хась обернулся, сверкнул голубым глазом, но продолжил тянуть в сторону озера. Спускать собаку парень побаивался – хаски ему отдали уже взрослого, и не знал, как он реагирует на соседских уток, плавающих все. Как учить собак он не знал, помнил только как дед водил у них перед носом кусочком сальной шкурки, только у самого Сашки ничего не выходило. Он дошел до песчаного пляжа. Раньше здесь был крутой берег и дерево с тарзанкой. Но все осыпалось в реку давным-давно. Он привязал собаку к дереву и сел на песок.
По отражению неба плыл тонкие листья ивы, перечеркивая лодочками пятна облаков. Обычный день поздней осени.
«Саня, люби этот мир. Смотри на небо чаще – оно того стоит».
И ведь даже в спортивную секцию внука отдал – на волейбол – потому что там надо всегда смотреть вверх. Отличная дорогая школа-интернат, со спортивным уклоном, соревнования, универ… Сашка увлекся, да и родители к тому времени помирились, и он жил с отцом. К деду заезжал… изредка. Иногда звонил, но если честно – чаще не принимал и сбрасывал вызовы, или отделывался короткими фразами.
Пока не слетел с мотоцикла приятеля. Вдребезги. Пока собирали, пока валялся в больнице, узнал, что нынче он наследник старого рубленого пятистенка в деревне и участка в сорок соток.
Рядом завыл пес.
– Умолкни, Рик. – Сашка поморгал, вытер глаза рукавом. На небо смотреть было стыдно. Почему оно не упало на голову, чтоб наказать его, идиота, Сашка не понимал.
***
– Санька, у тебя ж собака есть. – Полупьяный дядя Вася подошел к забору.
– Ну есть. – Парень не спешил открывать калитку. Хась, несмотря на размеры и угрожающий вид, был весьма дружелюбной скотиной, совсем не охранником.
– Ну есть, возьми еще. Вон друг в районе привез с севера сучку, лайка породистая. Да только он по вахтам мотается, а собака портится. Ей четыре месяца, с ней уже заниматься надо. Только это, – он прищурился, – ты денег-то не плоти, Иваныч и так на вахтах зарабатывает. Нечего ему еще давать. А собаку-то возьми, он выкинет псину, жалко. Я б взял, да пью я, видишь. А дед твой на охоту ходил…
Так Саня оказался хозяином веселой лайки по имени Буря. Гулять с двумя собаками сразу – вы пробовали. К счастью, Бурька слушалась и бегала рядом и без поводка.
Он заказал дрова – десять кубов за восемь тысяч. Почему-то вместо колотых привезли долготье и свалили перед воротами. Саня долго смотрел на этот беспредел, отвез и починил дедовскую бензопилу и купил в магазине колун.
– Сань, может, вернешься? Работу тебе нашел, в «Магии спорта»
– Инструктором по фитнесу? – Парень сидел на пороге и смотрел на двор. Надо бы забор еще поправить и законопатить окна.
– Ты чего, хорошая же работа! Хватит сопли на кулак наматывать! – отец попытался быть резким, но строгости не хватало.
– А может, я гусей хочу выращивать, как дед?
Отец терпеть не мог тестя и сразу вышел из себя:
– И помереть на картошке? Или спиться, как местные? Подумай, Сань. С карьерой в волейболе, конечно, уже все. Но жизнь-то не закончилась…
– Вот именно, – сказал Сашка и бросил трубку.
Почему жизнь не закончилась? Может, правда, гусей завести? Почему он выжил? Почему не звонил чаще? Почему…?
– Да идем гулять, идем.
Он взял собак и вышел. Зачем он остался в деревне – Саня и сам не мог понять. Просто когда ему зачитали завещание, он рыдал. И сразу поехал смотреть свое «имение». Серый от времени сруб, старый шифер на крыше, но новые пластиковые окна. Чистый двор с увядшими клумбами. Новый птичник и небольшой искусственный пруд – чтоб не гонять птиц на озёра за деревней.
Гусей и уток Саня не застал – пока он валялся в больнице, отец продал их за копейки соседям. Парень ходил по пустому двору, пинал порог и внезапно для себя решил остаться здесь. Просто так. Деньги были – он хоть и гулял, но поднакопил со спортивной карьеры. Отец тогда ничего не сказал, решил, мол, оклемается парень – вернется.
Только куда там – Сашка заказал дрова, металл на крышу и делового леса. Он и сам не знал, зачем ему здесь. Но не мог поднять взгляд.
***
Кончался октябрь и местные птицу уже не выпускали. Да и по озерам только недавно перестали кататься охотники и стрелять пернатую дичь (иногда прихватывая и домашних уток). Он уже привычно спустил собак.
Те метнулись вокруг близлежащих деревьев и рванули к озеру. Хась дал два круга и замер на другой стороне. «Красивый, мерзавец» – невольно подумал Сашка. Буря крутилась около ног.
Лай, призывный вой, и Бурька метнулась к воде. От хася плыла утка, должно быть, подранок, раз не улетел. Пес метался по берегу, но в воду не лез. Зато лайка, не сомневаясь, как будто каждый день из своих пяти месяцев на охоту ходила, прыгнула в воду и поплыла наперерез.
Птица нырнула, и лайка замерла, закрутила головой. Хась пробежал немного вдоль заросшего берега и застыл выжидая.
Вспомнились походы с дедом, и проснулся азарт
– Буря, вон! Плыви! – сучка не сразу, но заметила птицу. Доплыла, схватила и потащила к берегу. Саня полез через прибрежную траву, которую местные называли мудорезом, и пожалел, что обут не в сапоги – кеды промокли насквозь.
Собака выскочила и хотела отдать птицу, но та вырвалась. В пару гребков лайка догнала ее и притащила снова.
Саня взял утку в руки и чуть не рассмеялся – селезень был жив. Сучка по неопытности тащила его больше за перья, и даже не придавила толком.
Еле успокоив собак, неся птицу на руках, он пришел домой.
***
Что делать с дичью? Сашка смутно помнил, что дед снимал с уток шкуру и перья «чулком» не ощипывая. Но это с мертвой птицы, а селезень был живее чем он сам. Птица посматривала на парня желтым глазом и весьма смирно сидела на руках.
Он не считал себя вегетарианцем или каким-то щепетильным человеком, и, наверное, если бы Буря придавила утку, отдал ее соседу или попытался бы приготовить сам. Но убить – рука не поднималась.
Пришлось запереть в птичнике, налить воды и дать зерна. Птиц прошелся, расправил синие с серые крылья – Сашка аж залюбовался – и сел на пол. Прошелся снова, махнул, бросив пару перьев на пол, и парень понял, что лететь селезень не может. Ну и что с ним делать?
Посмотрев на свой зоопарк, Саня пошел к соседу. За три бутылки он отдал пару дедовских же уток, чтоб селезню скучно не было. И получил в довесок серого котейку, которого все равно хотели утопить.
– Блин. Обзавелся хозяйством. – Он так и не понял, что он тут делает, зачем оставался в деревне уже третий месяц. Чувство вины? Тоска? Боль? Что не давало ему покоя?
Пока не выпал снег, Сашка успел поправить забор, крышу и тепличку. Хотел было колоть дрова, но дядя Вася посоветовал по погоде только напилить да сложить, а колоть бо́льшую часть с морозами. «все равно делать нечего, только телек смотреть. А у тебя и телека-то нет»
– Ты спятил там? – коротко спросил отец, когда Саня сказал, что останется на зиму.
– Не-а. Я в норме.
И не соврал ведь – монотонное повторение, забота о животных как-то успокаивала. Это ж надо встать с утра, накормить, выгулять, затопить печь, убраться, вечером приготовить им еду на завтра. И так по новой. А в которое дневное время можно было колоть дрова до умопомрачения.
Вечерами он читал, смотрел фильмы на старом дедовском ноутбуке (который сам ему когда-то подарил)