Мы почти не можем защищаться от разрывов, - пока мы прячемся в укрытие, снаряд уже разорвался.
Решаем выждать и ложимся в небольшую воронку. Я даю Кату хлебнуть чаю из моей фляжки. Мы выкуриваем по сигарете.
- Да, Кат, - печально говорю я, - вот и пришлось нам все-таки расстаться.
Он молча смотрит на меня.
- А помнишь, Кат, как мы гуся реквизировали? И как ты меня спас во время той передряги? Я тогда еще был молоденьким новобранцем, и меня в
первый раз ранило. Я еще тогда плакал. Кат, а ведь с тех пор уже три года прошло.
Кат кивает головой.
При мысли, что я останусь один, во мне поднимается страх. Когда Ката увезут в лазарет, у меня здесь больше не останется друзей.
- Кат, нам обязательно нужно будет встретиться, если до твоего возвращения и в самом деле заключат мир.
- А ты думаешь, что с этой вот ногой меня еще признают годным? - спрашивает он с горечью.
- Ты ее не спеша подлечишь. Ведь сустав цел. Может, все еще уладится.
- Дай мне еще сигарету, - говорит он.
- Может быть, после войны мы с тобой вместе займемся каким-нибудь делом.
Мне так грустно, - я не могу себе представить, что Кат, Кат, мой друг Кат, с его покатыми плечами и мягкими редкими усиками. Кат, которого я
знаю так, как не знаю никого другого. Кат, с которым я прошел все эти годы... Я не могу себе представить, что мне, быть может, не суждено больше
увидеться с ним.
- Дай мне твой домашний адрес. Кат, на всякий случай. А вот тебе мой, я тебе сейчас запишу его.
Я засовываю бумажку с адресом в свой нагрудный карман. Каким одиноким я себя чувствую уже сейчас, хотя он еще сидит рядом со мной! Не
прострелить ли мне ступню, чтобы не расставаться с ним, поскорей, пока мы одни?
Вдруг у Ката что-то булькает в горле и лицо у него становится желто-зеленым.
- Пойдем дальше, - через силу говорит он.
Я вскакиваю, горя желанием помочь ему, поднимаю его на спину и бегу, как бегают на большие дистанции, - неторопливо и размеренно, чтобы не
слишком растревожить ему ногу.
Глотка у меня пересохла, перед глазами пляшут красные и черные круги, но я все бегу, спотыкаясь, стиснув зубы, превозмогая усталость, и
наконец добираюсь до медицинского пункта. Колени подгибаются, но еще хватает сил свалиться так, чтобы Кат упал на здоровую ногу. Через несколько
минут я медленно поднимаюсь с земли. Ноги и руки дрожат частой дрожью, и я с трудом нахожу свою фляжку, чтобы отхлебнуть чаю. При этом у меня
трясутся губы. Но я улыбаюсь, - теперь Кат в безопасности.
Через некоторое время начинаю различать чьи-то голоса. Путаные обрывки фраз застревают у меня в ушах.
- Ты напрасно так старался, - говорит мне санитар.
Я смотрю на него и ничего не понимаю.
Он показывает на Ката:
- Ведь он убит.
Я никак не пойму, что он говорит.
- Он ранен в голень, - говорю я.
Санитар подходит поближе:
- Это кроме того...
Я оборачиваюсь. У меня все еще темно в глазах, на лице снова выступил пот, он течет по векам. Я вытираю его и гляжу на Ката. Он лежит не
шевелясь.
- Он без сознания, - быстро говорю я.
Санитар тихонько присвистывает.
- Да уж мне лучше знать! Он умер. На что хочешь спорю.
Я трясу головой:
- Не может быть! Еще десять минут назад я с ним разговаривал. Он без сознания.
Руки у Ката теплые, я беру его за плечи, чтобы растереть его чаем.