«White people are the leading category of people in Confederate society.
The rest of the population obeys him, while the white population takes care of the “colored people.
These are the foundations of the order on which our country stands. If broken, chaos will crush this land»*.
– Эй, сынок, – по плечу Эстебана раздался хлопок, а устройство в ухе перевело речь; Эстебан отвернулся от баннера. – Не подскажешь, сколько времени?
Парень понял, что от него просят. Его ладонь скрылась во внутреннем кармане кожаной куртки и через мгновение он вынул эпохальные часы на цепочке, показав, что медленно всё переходит к полудню.
Эстебан внимательно смотрит на старика. Это высокий седовласый мужчина, на нём рубашка с пиджаком серого оттенка. Грубые черты лица становятся ещё суровее от того, что всё вокруг правого глаза покрыто шрамами, а само око блестит неестественным голубовато-диодным цветом. Старик пристально, словно по-отечески разглядывает Командора, отчего у того в груди что-то съёжилось.
– Чьи часы?
Вместо дискомфорта тут в же в области сердца у Эстебана разлилось тепло и нахлынули воспоминания, как отец передал ему серебристую шкатулку, внутри которой хранились реликвии семьи. В том числе это были и памятные часы, которые они хранили с незапамятных времён.
– А-а-а, я всё по глазам вижу, – перевело речь устройство. – А вы сами откуда будите?
– Турист, из Рейха, – ответил Эстебан на чистом новоимперском, надеясь, что от него старик отойдёт, так как он не американец, но к своему удивлению Командор услышал вторую родную речь:
– Ох, милый Рейх. Я его помню ещё Южно-аппенинским Ковенантом, – старик положил ладонь на плечо изумлённому Эстебану. – Сынок, ты не хочешь пройтись со мной? Пропустим пару кружек пенного в местном баре?
– Хорошо, – согласился Эстебан, чувствуя, что с этим человеком можно поговорить минут десять, он может помочь выяснить, где находится Маритон.
Спустя пять минут они уже сидели в каком-то заведении, которое имело фермерскую стилистику. Командор посматривал на декоративные вилы и косы на светло-деревянных стенах, над головой тускло светили старые лампы, а барная стойка и столы со стульями сколочены из берёзовых досок. В углу хозяева расположили стог сена, по-видимому тоже декоративный, устроенный для того, чтобы в нём играли дети.
Телевизор у бара вещал что-то о выборах. Молодая светловолосая женщина рассказывала, а устройство в ухе переводило. Эстебан уловил лишь то, что кандидат в Конгресс КША от Техаса скрыл то, что у него мать была чистокровной японкой. За это его сняли с гонки за место на заветное кресло, так как согласно Конфедеральному Закону «О выборах» – баллотироваться в выборные конфедеральные органы государственной власти имеют право только мужчины, при этом имеющие как минимум в трёх поколениях предков европеоидной внешности.
– Ох уж эти выборы, – посмеялся старик. – Вечно случается одно и тоже. Подтасовки и многие обещания. Политика. То-то дело при Канцлере. Никаких выборов.
– Вам что-то принести? – спросила у мужчин молодая черноволосая девушка, чей официантский наряд – длинный украшенный сарафан, практически в пол, являющий приверженность сельской культуре.
– Что удивился-то? В Конфедерации большинство ресторанов – такие. – Пояснил на новоимперском старик, смотрящий в меню и поучительно приговаривающий. – Запомни, тут, что не жаренное – то не еда.
– Понимаю, – тихо сказал Командор, желая, как можно быстрее закончить эти посиделки.
– Мне кружку светлого и мясо с бобами, вот это, – дрожащим пальцем указал мужчина в меню. – А ты будешь что-нибудь?
Эстебан покачал головой в знак отказа. Меньше всего он сейчас хотел что-нибудь выпить, да и на еду его пока не тянет.
– Ну хотя бы знаменитый здешний холодный чай, – стал давить старик.
– Хорошо, – скрипя сердцем, согласился Командор. – Так что вы хотели обсудить, мил человек? И откуда вы знаете язык Империи?
– Родом я из тех краёв, – взгляд мужчины сделался более удручённым. – Участвовал в нескольких войнах, а потом перебрался сюда.
– Понятно. Какой этот край был раньше? До времён превосходства белых?
– Ты знаешь, что тут было до Конфедерации? – старик слабо пригнулся, обведя пальцем помещение заведения. – Сущий ад. Грабежи, насилие и превосходство «цветных», который жили по принципу – «мой друг тот, у кого цвет кожи похож на мой».
– Всё было так плохо? – удивился Эстебан.
– А вот этот ресторан в прошлом шёл как бордель и притон, где по дешёвке выдавали наркотики.
– Дайте предположу – и девушками тут были белокожие?
– Именно, причём загнанные насильно. И ты думаешь, что всё получилось так по сущей несправедливости, не так ли? Но предки сегодняшних жителей «цветного» населения сами выковали кандалы для своих детей.
– Понимаю, – Командор подметил репортаж по телевизору – там уточнялось, что в соответствии Конфедеративным Законом «Об исполнении наказания», белокожее население отстраняется от выполнения тяжёлого физического труда, а «цветное» фактически становится рабами.
– С ними ещё обошлись по божески. После финального сражения стороны условились – КША обеспечивает «цветное» население всем необходимым, а негры и азаиты не лезут в политику, науку и прочие «высокие» сферы жизни.
– И всё ради того, чтобы не получилось того же хаоса, что и прежде? Что ж, знакомо… у Рейха нечто подобное.
– Ты прав, сынок. Конфедерация стремится обеспечить порядок и видит ключ к нему в расовых ограничениях, как и их далёкие предки сотни лет назад.
– А как же так случилось, что белые вдруг победили в войне? – Командор взглянул на улицу, засмотревшись на то, как какой-то негр несёт пакеты с едой, обливаясь потом и тащась за мужчиной и женщиной в дорогих костюмах.
– Были обособленные коммуны, в лесах, пустырях, под землёй. Несмотря на жесточайший пресс в городах, множество выживало в тайных деревнях. К тому же победоносные войны Канцлера и мракобесие северных либералов погнало в Америку множество европеоидного населения, большая часть которого осела на юге.
– И они одолели?
– Да, понадобилось около сорока лет, чтобы снова воссоздать Конфедерацию, в новой форме и величии.
– А как отрагировали ССША?
– Про север не вспоминай, – махнул старик и с неприязнью продолжил. – Там полная вакханалия. Америка… сорок лет назад это была россыпь штатов, их осколков, сект, синдикатов, коопераций и банд. Знаешь, если юг от этого избавился, то вот ССША дали этому полную свободу. Их Федеральное правительство и Конгресс на коротком поводке у корпораций и всяких меньшинств.
– Хм, а ведь это видимо было то, что объединило север, – предположил Эстебан. – прям как в Европе, её северной части.
– А ты прав, сынок, – старик посмотрел на официантку, что поставила на столик кружку пива и тут же приложился к нему. – Федерацию только и скрепляет это. Но в отличие от европейских либералов, Правительство и Конгресс тут намного крепче, чем в том краю, где ты был, Эстебан.
От такой речи Командор насторожился. Тут же мелькнули мысли – «Откуда он меня знает?», «Что делать?». Если бы он только знал, что в его операции наступит такой поворот, то непременно прихватил бы с собой пластиковый шип, на всякий случай. Смотря на лицо Эстебана, перекошенное от удивления, мужчина решил всё изложить:
– Да, со мной связался мой друг, которого ты накануне расспрашивал, где я и как. Не удивляйся. Вот с утра и подумал – дай-ка пройдусь в сторону консульства, да и попался ты мне. Наряженный как какой-то иностранец.
– Но как?
– Ты не думал, что в чёрных одеждах, ты выглядишь как белая сорока? Ты не замечал особенности этих краёв? – мужчина показал на улицу, где привилегированное население облачено в одежду из хлопка и шёлка серого, белого или светло-синего цвета. – Это национальные цвета Конфедерации, которые носят белокожие. Да и только им и разрешено носить одежду таких цветов.
– То есть вы…, – сбитый с толку Эстебан даже не успел договорить, как собеседник перехватил слово:
– Да, я тот, кого ты искал. Я – Маритон из Варси, – старик отпил чуть пива и оглянулся на официантку, поставившую стакан холодного чая с парой лепестков мяты, перед Командором. – Наверное, сегодня нас свело Божье проведение, как иногда любил говорить Флорентин Антинори.