Винтерсблад не находил себе места, он готов был пешком обойти весь Клеук, заглядывая за каждую дверь в поисках паршивого секретаря, но пришлось ждать, из последних сил изображая спокойствие. Он плохо представлял, что будет делать, если получит от Монгайта подтверждение своим догадкам. По-хорошему, конечно, следовало донести куда надо. Но, во-первых, у него нет никаких доказательств, и если дельцы успеют свернуть свою деятельность раньше, чем госбезопасность возьмёт их за жабры вместе с их морской траольской рыбой, то под трибунал пойдёт сам Блад за ложный донос. Во-вторых, если их всё-таки поймают, – директора училища, через которое происходил вброс фальшивок, они, разумеется, потащат за собой, а то ещё и главным организатором выставят: ведь его подпись стоит на всех финансовых документах! И в-третьих, где-то на границе сознания не давала покоя назойливо жужжащая мысль: «Вот она – возможность оплатить долг Анны!». Использовать ситуацию в своих целях, убедиться в собственной безопасности, а уж потом всех сдать. Анонимным доносом. И лучше – напрямую председателю Ортизу (кто знает – вдруг госбезопасность в этом тоже замешана?).
Во вторник Монгайт всё-таки вышел на работу, хоть Винтерсблад уже подозревал, что бухгалтер, почуяв недоброе, нарезал винт через границу. Но плешивый мужичок ни о чём не догадывался и очень удивился, когда директор стальной ладонью сжал его морщинистую шею и прижал его к стене, сунув под нос дуло револьвера.
– Рассказывай, паскуда, кто стоит за ввозом фальшивых денег? – прошипел Блад.
Монгайт в панике хватал ртом воздух, цеплялся руками за директорское запястье и дрыгал ботинками, пытаясь нащупать хоть какую-то опору.
– Рассказывай! – шёпотом рявкнул офицер, оторвав бухгалтера от стены и с силой припечатав обратно.
Лысина Монгайта приобрела вишнёвый оттенок и покрылась испариной, большие очки съехали на бок, тонкокожие брыли мелко дрожали.
– Рассказывай! – после третьего удара бухгалтером о стену директорского кабинета с неё отвалился портрет Троя Ортиза, треснув Монгайта по блестящей лысине.
Блад бросил секретаря на пол, присел рядом, наступив коленом ему на грудь; дуло револьвера ткнулось в висок взмокшего от страха мужичонки.
– Я всё знаю: про своё жалованье, про деньги от родителей, про этого вашего «тайного благотворителя» и про ящики из-под траольской рыбы! – по вылезшим из орбит глазам секретаря Винтерсблад видел, что тот прекрасно понял, о чём речь, – и это подтвердило догадки директора. – Мне нужна фамилия полковника! Кто за этим стоит, паскуда?
– Гос-п-п-подин дирек-к-ктор, – в панике проикал Монгайт, – ес-с-сли я с-к-к-ажу хоть слово, завтра буду мёртв!
– А если не скажешь, мёртв будешь уже сегодня! И уж поверь, способов причинить боль я знаю великое множество и не успокоюсь, пока не испробую на тебе их все. Ну что, сам скажешь, или…
– Скажу! Скажу… – Монгайт замолчал, часто дыша ртом.
Блад ждал.
– Ну? – спросил он, надавливая дулом револьвера на болевую точку за ухом секретаря.
– Мэннинг! – выдохнул тот. – Полковник Мэннинг!
– Продолжай, – ещё один тычок дулом.
– Он курирует училище. Он завербован Бресией. Они поставляют фальшивки через рыбную траольскую фирму, чтобы развалить экономику Распада и выиграть войну!
Винтерсблад ослабил хватку. Мэннинг… Мэннинг! Вот и всплыло то, что не тонет! Как жаль, что он когда-то не дал этому сгореть!
– Ты бресиец? – спросил он у Монгайта, и тот судорожно закивал.
– Но я бухгалтер, простой бухгалтер! Я… я хорош в своём деле, я должен был лишь подбивать все бумаги так, чтобы никто ничего не нашёл, и уничтожать улики!
– То есть по документам…
– Всё чисто, сэр! Никто никогда ничего не докажет, если только с поличным не возьмут.
– Ясно, – Блад поднялся на ноги, – благодарю за откровенность, – недобро усмехнулся, – пшёл вон!
Секретарь, перевернувшись на живот, встал на четвереньки и пополз к выходу из кабинета.
– Монгайт! – прикрикнул директор, и тот замер, как гусеница под накатившей на неё птичьей тенью. – Поднимитесь на ноги, Монгайт.
***
На следующее утро Винтерсблад ворвался в кабинет полковника Мэннинга (зная фамилию, найти его в Главном Управлении Военно-Учебных Заведений было несложно). Мэннинг, обрюзгший и постаревший, сидел за своим столом и, кажется, визиту Блада не удивился.
– День добрый! – безрадостно, но спокойно сказал полковник.
Винтерсблад не ответил. Дождался, пока за дверь уберётся, повинуясь лёгкому движению коротких полковничьих пальцев, адъютант Мэннинга, который так и не смог воспрепятствовать директору проникнуть в кабинет без доклада.
– Я всё знаю, имперская ты шлюха! – процедил Блад.
Мэннинг вяло усмехнулся.
– Быстро ты! – полковник, скрипнув скрытым под брючиной протезом, встал со своего места, прохромал к шкафчику со стеклянными дверцами, плеснул в стакан виски. – Я знал, что рано или поздно ты догадаешься, – крякнул он, усаживаясь со стаканом на место, с трудом уместив жирный зад между жёстких подлокотников стула. – Один пришёл, без госбезопасности… Сколько ты хочешь? – голос вмиг переключился на сталь, похабная улыбочка с лица исчезла, оставив после себя жёсткие складки вокруг влажного рта.
Винтерсблад опешил: такого подхода он не ожидал. Замешательство директора не укрылось от взгляда полковника; бесцветные глазки, казавшиеся непропорционально маленькими на сытой ряшке, ехидно блеснули.
– А ты думал – кто тебе эту должность предложил? Я-я-я, – Мэннинг самодовольно кивнул, – и не прогадал! Ты умный мужик, Блад, и не станешь резать трос, на котором висишь, – крякает, оценив собственную шутку, – я проверял. Ты срать хотел на всю эту политику и шкурой за идею жертвовать не будешь. Шкура твоя для тебя важнее всего остального, что, в принципе, правильно, – одобряю! Поэтому с тобой можно вести дела, – Мэннинг неспешно глотнул из стакана, аппетитно причмокнул. – Повторяю вопрос: сколько?
Винтерсблад взял со стола полковника ручку и написал на уголке чистого листа нужную сумму.
– Подлинными, не вашими, – уточнил он.
Мэннинг достал из лежащего на столе футляра очки; не надевая, посмотрел через их стёкла на мелкий косой почерк, кивнул.
– К концу года, – сказал полковник.
– К концу недели, – твёрдо ответил директор.
Мэннинг сложил руки на пузе, поглядел на Блада оценивающе, с прищуром, подумал.
– Через месяц.
– Две недели.
– Три. И баста!
Срок уплаты долга истекал через месяц, и три недели Винтерсблада вполне устраивали. Он кивнул и, не говоря больше ни слова, пошёл прочь.
– А помнишь, – остановил его голос полковника, – ты со мной про корсет шутил?
Блад притормозил, но не обернулся: так и стоял, глядя на закрытые двери.
– Ну, что я, мол, в кожаном корсете буду… И в перьях, кажется, да? – Мэннинг вновь довольно крякнул. – А в результате сам-то сколько в корсете проходил со своей спиной, а? Осталось только в перьях обвалять, – в голосе хозяина кабинета послышалась явная угроза, – и над городскими воротами повесить. Так что ты там поаккуратнее при манёврах, господин подполковник! Человек – существо хрупкое, по себе знаю, – и он постучал под столом протезом.
***
В этот же день Винтерсблад телеграфировал Анне, что нужная сумма будет через три недели, а на следующий день получил ответ. Анна писала, что деньги не нужны, всё уже решено и свадьба – завтра. А его, Винтерсблада, она будет ждать, как обычно, – по выходным, после наступления темноты, оставив заднюю калитку незапертой.
В исступлённом бешенстве Блад рванул первым же дирижаблем в Хадвилль, забыв хоть кого-нибудь предупредить о своём отсутствии на рабочем месте.
В Хадвилле лил дождь. Ранним пятничным утром на улице было темно и сыро, пахло железом и мокрым камнем.
Поймав кеб, Винтерсблад поехал к бывшему дому Уэлча, но Анну там не застал. В часовне – единственной на весь городок – тоже было пусто, а старенький священник, сверившись с записями в толстой тетради, сообщил, что на сегодня венчаний нет. Значит, свадьба Анны должна быть в Детхаре.
Офицер вернулся на вокзал, купил билет на поезд и спустя два часа был в столице Траолии. Здесь церквей было не в пример больше, чем в Хадвилле. Не оставалось ничего иного, как объезжать все по очереди.