Лезвия одного из стальных крыльев Юны вошли в стенку по обе стороны его шеи, оставив на коже неглубокие порезы.
– Ты хоть раз так делала? Метала их хоть когда-нибудь – в бою или на тренировке?! – он дёрнул веер, пытаясь освободиться из ловушки, но тот слишком глубоко засел в деревянную обшивку. – Я не был к этому готов! Даже не знал, что так можно!
– Теперь знаешь, – спокойно ответила Юна, вытаскивая из стены своё оружие, – ты не оставил мне выбора, пришлось действовать вне правил, – она сложила крылья и надела китель, давая понять, что занятие окончено.
– Что-о? – не понял Винтерсблад. – Что значит – «не оставил выбора»? – он преградил ей выход из малого грузового отсека.
– То и значит. Поражение для меня не выбор, – Тень отстранила мужчину с дороги и пошла прочь.
– То есть ты с двумя веерами едва не проиграла мне с саблей и кортиком? Серьёзно?! – не поверил Блад, провожая опешившим взглядом спину Юны.
Подполковник не ответила и даже не оглянулась, лишь шутливо помахала ему пальцами над своим плечом, прощаясь.
75-й год эпохи тридия
– Да ты издеваешься! – выдохнул Винтерсблад, глядя на три окружившие его механические фигуры, с которых Тень только что сдёрнула чехлы.
Это были железные птицы, похожие на цапель, ростом выше капитана, с длинными заточенными клювами и крыльями, как веера Юны. У каждой был ключ, приводивший в движение механизм.
– Я должен противостоять этим чудищам один, с саблей и кортиком?
– Не один, – подполковник вошла в круг между птицами и расправила свои веера, – теперь мы будем работать вместе, а не друг против друга. В одиночку против них не выстою даже я.
76-й год эпохи тридия
– Да ты издеваешься! – Винтерсблад без стука ворвался в кабинет Юны, и дремавшая на плафоне настольной лампы одноглазая сорока испуганно подскочила. – Макги? Ты серьёзно?! После боя, выигранного благодаря мне, ты подаёшь бумаги на повышение Макги?!
Сидевшая за письменным столом Тень оторвалась от своих бумаг.
– Я подала прошение о твоём награждении, капитан, – отвечает с неизменным спокойствием, – и не переживай, твой подвиг не останется незамеченным: он уже во всех газетах.
– К чёрту награждение! Что толку с очередной медали? Я хочу повышение!
– А я хочу пирог с патокой, сходи принеси! Это приказ.
Блад удивлённо моргнул и сбавил тон.
– Откуда я его возьму, мы же в небе! Послезавтра пришвартуемся, и…
– То есть всему своё время? – перебила его Юна. – И пирогу с патокой, и твоему повышению?
– Но я заслужил это повышение, – вновь разгорячился офицер, – и задолго до прошлого боя! Я думал, что уж после него – точно… Мне уже двадцать семь! Я что, так и буду до конца дней в капитанах?!
– А я, по-твоему, пирог не заслужила? – Тень поднялась со своего места, почесала шею вспугнутой шумом Точке. – Я давно о нём мечтаю, а ты говоришь, что не будет мне никакого пирога.
– Да при чём здесь это?! Будет тебе пирог, но не сейчас!
– Ш-ш-ш! – Юна прижала палец к губам, заставляя Блада замолчать. – Ты сам себе уже ответил. Поверь, я знаю, что делаю. Вопрос считаю исчерпанным. Свободен!
77-й год эпохи тридия
– Да ты издеваешься! – раздосадованно вздохнул Винтерсблад, откинув краешек ткани, которой были закрыты тела убитых, сложенные в малом грузовом отсеке. – Ты же знаешь, я в состоянии защитить тебя! Зачем?!
Под тканью лежал мёртвый Макги с волосами цвета снега. Юна, лично составлявшая списки убитых, строго посмотрела на Блада поверх покрытых тканью тел:
– В этот раз ты бы не смог. Боги открыли мне, что по-другому мне не спастись.
– Боги!.. – взмахнул рукой мужчина. – Почему? Сколько я уже спасал твою жизнь? С чего вдруг ты решила, что именно в этот раз я не смогу этого сделать, не смогу даже закрыть тебя собой? – с горечью спросил он.
– С того, что в этот раз я закрывала собой тебя, – бесстрастно ответила подполковник.
Винтерсблад не нашёлся, что сказать. С усилием потёр глаза, сжал переносицу пальцами, задумался. Спустя несколько глубоких вдохов провёл ладонью, ероша волосы, ото лба к шее, поднял взгляд на Тен.
– Если ты можешь вот так спасти другого… Почему не спасла Медину?
Подполковник вздохнула: она, как и весь 286-й полк, тоже скорбела по погибшему пилоту «Заклинателя воронья».
– Могу, но не всех. Пожалуй даже – только тебя.
– Но почему?
– Не знаю. Думаю, дело в том первом разе, когда ты отвёл от меня смерть, забрав часть на себя. Что-то связывает нас с тобой с тех пор. Но что – не смог сказать даже верховный шаман на Хоффосе, а ему много что открыто.
78-й год эпохи тридия
– Да ты издеваешься! – потрясённо ахнула Тень, войдя в малый грузовой отсек.
На памяти Винтерсблада, она впервые потеряла самообладание.
– Я починю, – запыхавшись, произнёс Блад.
Он стоял посреди зала с саблей и кортиком в руках, по пояс голый, весь в крови, сочившейся из многочисленных порезов на теле. Вокруг него предсмертно скрежетали уцелевшими шестерёнками разбитые механические птицы.
– Это ты всё… – проговорила Юна, окидывая взглядом место побоища, – …один?
Блад кивнул, всё ещё пытаясь отдышаться.
– Ты идиот, майор, – сделала вывод Тень, – самоубийца! В одиночку с ними не справиться даже мне!
Мужчина улыбнулся, стирая с подбородка кровь тыльной стороной ладони.
– Но я – справился.
Юна красноречиво скривилась.
– Попортил мне оборудование! – проворчала она, стараясь скрыть своё изумление и гордость за ученика.
– Я почи…
– Да ну тебя, – махнула она рукой, склоняясь над ближайшей птицей, – ты и штепсель от дросселя не отличишь! Попрошу капитана, пусть пришлёт кого-нибудь из механиков.
***
– Спишь? – шёпотом интересуется священник, сам только что продравший слипающиеся веки.
– Нет, – отвечаю, – просто задумался.
– Эта девочка… Она была единственной, кого ты любил?
Я уже так далеко ушёл в своих молчаливых воспоминаниях, пока старик дремал, что не сразу соображаю: речь об Инеш. Молчу. Не знаю, что сказать. У меня никогда не получалось так легко говорить о любви, как это делал Асмунд. А сейчас не получается даже думать о ней. Но, вопреки этому, чувствую, как к горлу подкатывает история с Анной. Девочкой, поцеловавшей меня в душной, заваленной тряпьём кладовке позади приютской прачечной. Девочкой, которую я не забывал со своих шестнадцати и вновь встретил в двадцать девять. Значит, пришло время рассказать и эту историю. Повыдергать из себя оставшиеся нервы и уже спокойным, безучастным пойти на расстрел.
Анна
79-й год эпохи тридия
Стоял тёплый и ласковый июнь – самое приятное время для двухнедельного увольнения после полугода тяжёлых боёв и длительных полётов. Первые три дня своего отпуска Винтерсблад провёл в одном из лучших публичных домов Детхара, на четвёртый день заскучал и от нечего делать купил местную газету. Не читая, он пролистнул первую полосу, с которой на майора смотрел его же фотографический портрет, быстро пробежал глазами вторую и третью полосы. Не найдя ничего для себя интересного, уже хотел бросить газету в урну, как заметил среди объявлений четвёртой полосы нечто любопытное.
В Хадвилле – маленьком городке неподалёку от Детхара, где жила элита Траолии, а на лето снимали дачи богатейшие люди Бресии и (реже) Распада, – открывался конный клуб. Разумеется, устраивалось пышное празднество, но заинтересовало Винтерсблада не это. В честь открытия организовывались дружеские скачки среди любителей верховой езды в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Требовалось записаться и уплатить пошлину участника; победителю обещался крупный денежный приз и бесплатное годовое членство в клубе.
Майор, хоть и давненько не сидел в седле, верховую езду очень любил и решил не упускать возможность приятно провести время и – чем чёрт не шутит, – может быть, даже выиграть главный приз.
До Хадвилля было около двух часов езды по побережью; до открытия конного клуба оставалось чуть больше суток, и Блад, не задерживаясь, отправился на вокзал и взял билет на ближайший поезд.
Публика на перроне собралась представительная. Обеспеченные мужчины средних лет – банкиры или чиновники – путешествовали всем домом: с ухоженными жёнами, которые, несмотря на июньское тепло, кутались в дорогие меха; с детьми, одетыми со взрослым лоском, искоса поглядывающими на окружающих с детским любопытством пополам со взрослым презрением; с гувернантками, что крепко держали этих маленьких «взрослых» детей за руки; с горничными, выше головы нагруженными круглыми шляпными коробками; с флегматичными дородными кухарками, недовольно плетущимися в арьергарде процессий. Мужчины постарше, затянутые в дорогие модные костюмы и увенчанные благородной сединой, держали под локотки совсем юных, небесно красивых девушек: любовниц или, что чаще, – лучших и самых дорогих куртизанок столицы. Богатые юноши ехали отдыхать компаниями человек по пять и более, а незамужних девушек сопровождали престарелые компаньонки или нянюшки.