Я наблюдаю за ней, невольно затаив дыхание. Она никогда раньше не позволяла мне вот так спокойно и открыто смотреть за процессом ее творчества. И я понимаю, почему. Не каждому доверишь заглянуть в свою душу, не каждого подпустишь близко в моменты, когда ты абсолютно безоружен. Это как падать назад, не глядя, лишь поверив в то, что тебя обязательно подхватят. Или как приходить к другу, когда в сердце бушует шторм сомнений в надежде, что он поймет и выслушает. Удивительно, но раньше я никогда не чувствовал себя настолько близко к Марте.
И поэтому сейчас, сидя с ней рядом, я боюсь даже дышать. Ее руки двигаются в пространстве, а я замер, будто вкопанный, уставился на Экран и стараюсь не шевелиться.
Она выводит линию за линией. Сначала беглый набросок. Его почти сразу дополняет нейроинтерфейс: слегка двигает и корректирует, следуя мысленным представлениям Марты. Система сглаживает, выравнивает, кое-где подчеркивает, а кое-где вымарывает контуры. Это так странно, но вместе с тем так чудесно.
На самом деле Мадс говорит, что нам вообще нет смысла вырисовывать что-то руками, при должной аккуратности мыслей Система прекрасно обходится и без их помощи: она просто возьмет образ сама прямо из головы. Но я пока ни разу вживую не видел подобного, хоть Мадс и утверждает, что так работать намного удобнее, вернее и правильнее, и он не понимает, почему мы до сих пор тратим время на неточные, приблизительные жесты. Что ж… Он скорее всего прав, как всегда, однако, видимо, у создателей просто недостаточно структурированное и выдрессированное сознание, в отличие от тех же «сухарей» Архитекторов.
Я размышляю, а Марта тем временем, удовлетворившись простеньким эскизом, быстро переносит его в основное поле, увеличивает, поправляет и переходит к более детальной проработке формы и цвета. На чистом холсте то тут, то там появляются мазки и пятна, она работает двумя руками сразу, но мне отчего-то кажется, что Система поспевает быстрее. Раз: пятно уже есть, а кончик пальца лишь начинает свое стремительное движение. Или нет?
С такой скоростью, кто разберет?
Холст постепенно наполняется плотными, фактурными мазками цвета. Порой Марта останавливается, отклоняется или чуть притягивает то к одному, то к другому плечу голову и смотрит. Оценивает, сравнивает, а затем снова возобновляет работу. Я уже почти не обращаю внимание на нее, мой взгляд устремлен в Экраны.
В первом приближении изображение уже почти готово. Угадываются тени, силуэты, четко вычерчивается композиция, идея, ритмы, движение, динамика. Некоторые части продолжают едва заметно меняться, стоит взгляду Марты сфокусироваться на них. Когда все закончено, она выдыхает, разминает шею и продолжает.
Теперь дело за подробностями и деталями. И тут в мой разум начинает медленно-медленно закрадываться странное, такое чуждое мне сомнение.
Нет, не в Марте.
Я смотрю на крохотный кусочек Изображения. Рука, ну или мысль, Марты только что оставила здесь эффектный, закрученный мазок. Такой удивительный цвет: не знаю как, но ей удалось очень четко подобрать оттенок. Подобное всегда привлекает в старых картинах, свобода, небрежность и вместе с тем невероятно точное, идеальное попадание. И… палец уходит, я наклоняюсь – хочу разглядеть получше, но оно… оно меняется!
Меняется к худшему. К гладкому ровному пятну со стандартной, однородно безвкусной фактурой.
Я, совершенно ошарашенный, смотрю в другую часть Изображения. Но нет, там все хорошо. Возвращаюсь сюда – плохо.
Хочу закричать: «Эй, что происходит?!».
Но сдерживаюсь.
Вместо этого, будто тень, неотступно следую за каждым движением Марты, теперь она делает все куда более осознанней, не торопится, иногда отменяет, иногда возвращает – выделяет детали и расставляет акценты, здесь нет места суете и спешке.
А я все слежу… Порой она бросает на меня странные, смущенно-испуганные взгляды, но молчит. И я постепенно начинаю замечать, все более отчетливей, эти мимолетные изменения.
Спина холодеет.
Я пока не готов сделать вывод, пока не готов озвучить это вслух, пока боюсь даже думать об этом. Но…
Меня прошибает пот.
Это Марта или это Система портит картину?
Марта или Система?!
Один
– Я хочу отключить помощь.
Говорю громко, четко и выразительно. Не знаю зачем, скорее для себя, чем для Системы. Она поняла бы и невнятный шепот.
– Это может повредить качеству работы. Ты уверен?
Отвечает мягким, чуть напористым голосом с бархатистыми низкими нотками.
– Да.
Мой же голос предательски дрожит.
– Тогда позволь мне пометить работу как личную. Таким образом, она станет доступна зрителям, только если этого захочешь ты сам?
– Ага – ага, обязательно.
Пу-ф. Хоть кто-то из нас двоих умный.
– Помощь временно отключена.
Киваю.
– Спасибо.
Экран мигает. На вид ничего не изменилось. Осторожно поднимаю руку. Внимательно слежу за каждым движением.
Сердце в груди отчего-то колотиться как бешеное. Я чувствую волну жара приближающейся паники. И, словно падая в черноту омута, провожу линию. Затем еще одну и еще, еще…
Застываю.
И смотрю.
Мгновение 3
Снизу
Глаза закрыты. Мое тело в горизонтальном положении, и я чувствую, как прогибается под ним податливая поверхность дивана: пара выемок под пятками и локтями, впадины от икр, ягодиц и лопаток, плоскость спины и плеч. Обволакивающая, нагретая теплотой живого человека бархатистая мягкость. Такая удобная и нежная, такая безопасная и понятная, что мне не хочется из нее выбираться.
Затылок упирается в подушку. Лицо обращено к потолку. Под веками зернистая красновато-пепельная чернота. Когда-то там были яркие, неоновые контуры окна и прогалины потухших Экранов, но теперь давно растаяли.
Руки, сухая кожа пальцев, холодноватые подушечки, сцеплены в замок на груди. Их приятная тяжесть едва заметным грузом давит на ребрах. А сквозь тонкую пленку кожи отчетливо пробивается спокойный ритм сердца.
Я прислушиваюсь и наблюдаю, не спеша скольжу мыслями то вниз, то вверх по всему телу, порой незаметно и так желанно пропадая в тумане дремотных мыслей, проваливаюсь в тревожный, неглубокий сон без усталости.
В своих грезах я почти всегда на песчаном светлом пляже. В кудряшках детских локонов ветер, во рту солоноватый вкус моря, в глазах солнце. На круглых линзах фотокамеры задорные блики. Они почти такие же притягательные как улыбка мамы. Под кончиками пальцев податливый, вязкий, мокрый песок. Каждое движение оставляет на нем неровные бороздки с бугорками песчинок по краям. Бороздки складываются в незатейливый рисунок. Боясь не успеть, я быстро-быстро вожу пальцем. А затем шумит волна, и прибой, жадный и неумолимый, забирает себе безвозвратно мое творение.
Я смеюсь. И просыпаюсь.
Просыпаюсь в тяжести собственного взрослого тела, в оковах мыслей, от которых пытаюсь сбежать. Мои сцепленные холодные руки по-прежнему лежат на груди, где-то в глубине глухо бьется усталое сердце. Я не открываю глаза, я не хочу видеть мир. Не хочу возвращаться в него, не хочу позволять ему вновь ворваться в меня и запутать.
Я задаю себе вопрос. Кто я? Кто я без нее? Кто я без Системы?
Кто мы?
Выемка под локтем, стук сердца…
Это реальность?
Вверх
– Юрген? Юрген!
Твердая рука уверенно треплет мое плечо.
– Оу?
Я открываю глаза и резко поднимаюсь. Мир переворачивается и медленно скользит мимо, в глазах мелькают яркие пестрые точки. На секунду становится страшно, по спине пробегает волна неприятного нервного холодка. Но вскоре я, спохватившись, понимаю, что это всего лишь кружится голова от внезапной перемены положения.
Мадс улыбается, однако я не могу не заметить обеспокоенную складку на его высоком лбу, нахмуренные, сведенные вместе золотисто-медные брови, сморщенный совсем чуть-чуть нос, словно он вдруг уловил какой-то неприятный запах. А также то, что он даже не пытается замаскировать или скрыть свое неудовольствие.
– Фу-ф…
Смеется, грузно опускаясь на освободившееся рядом место. Мебель под ним жалобно скрипит. Блестящие светлые глаза с темными зрачками осматривают меня с ног до головы.
– Ты куда пропал?
Он оглядывает комнату и спрашивает следом.
– Сколько дней из дома не выходил?
В его голосе проступают уже куда более яркие нотки тревожности. Я безопасно прижимаюсь спиной к подушкам дивана, буквально вдавливаюсь в них, опустив голову. Вокруг все еще кружится, но стало куда легче.