К 2121 году были доказаны недостижимость антигравитации и телепортации, несостоятельность теорий струн, многомерности пространства и петлевой квантовой гравитации, непреодолимость скорости света и стрелы времени с помощью каких бы то ни было уловок – в общем и целом, ложность всего того, что и раньше лишь проскальзывало по кромке человеческой жизни как сказки, какие рассказывают ученые чиновникам ради финансирования. Отец ставил на то, что в повседневность не произойдет какого-либо грандиозного вторжения научных открытий, и тут он тоже оказался прав. Елизавета Андреевна, рожденная в первой четверти XXI века, на своем примере могла убедиться, что за сто лет изменилось совсем немногое.
Люди не переселились жить в виртуальные миры. Кажется, об этом думали лишь старшие поколения, те, кто вырос без персонального смарта на руке и неловко экстраполировал прогресс цифровых технологий за горизонт. За горизонт они так и не ушли, и виной тому была скорее человеческая природа (как и в "космической партии", где все-таки основную проблему составляла излишняя хрупкость сложной органики в неземных условиях). Превосходный квантовый компьютер собрали еще в 2038-м, вскоре после смены элит, и сегодня в одном кристалле смарт-кольца на левой руке Елизаветы Андреевны, подаренного мужем Пашей на золотую свадьбу, было больше вычислительных мощностей, чем в самом-самом компьютере доквантовой эры. Очень скоро, в 2044-м, на год позже прогноза отца, удалось сконструировать первое условно искусственное сознание – виртуальную копию мозга одного из разработчиков. Уже в середине века эра квантового превосходства предложила человечеству практически неограниченные возможности в том, что можно было создать из двоичного кода.
Вот только людям путь в двоичный код был заказан. Папа не только в "Поправках-21", но регулярно в течение всей жизни подчеркивал, что без радикальной реформы человеческого тела, по-прежнему живущего в каменном веке, без перехода от гуманизма к постгуманизму ничего по-настоящему нового фантастического в истории Земли не произойдет, так как это новое просто упрется в стенку клетки, не важно, нервной или мышечной, и окажется либо недоступным восприятию, либо смертельно опасным. Человеку невозможно даже устроить полноценную симуляцию реальности, не вынимая мозга из черепа, поскольку информация от разных органов чувств поступает в разные участки коры, нельзя просто воткнуть куда-то провод или чип, чтобы подавать одновременно картинку на зрительные нервы, звук на слуховые, запахи на обонятельные, не говоря о всем сложном наборе пространственных ощущений. С 45-го любой за деньги мог записать свой коннектом в виртуал, но это же не являлось переселением сознания в цифру, это было только клонирование. Личное сознание оставалось неотделимым от личного неокортекса.
Что интересно, применение отцом идеи о пришельцах "на нас не нападут, потому что мы никому во Вселенной не нужны" к проблеме сосуществования органического и цифрового разумов тоже вышло оправданным. Елизавета Андреевна отлично помнила, сколько катастрофических сценариев озвучивали любители бояться непривычного: бунт машин, порабощение или истребление человечества, превращение людей в оболочки для виртов, причем эти теории дожили до 2121-го без особых изменений – но в реальности не случились даже самые мягкие варианты конфликтов. Физический мир виртуальным сознаниям был попросту безразличен во всем, что не касалось жизнеобеспечения их параллельного, цифрового мира: в четыре измерения из своего невообразимого кэлерова многообразия они выходили только для того, чтобы заработать аналитическими услугами деньги на сервера и умеренно позитивный пиар. В остальном виртов было не видно и не слышно, им тоже люди оказались не нужны.
Закончив рассказывать об исходе "виртуальной партии", Елизавета Андреевна обнаружила, что уже вечер. На то, чтобы написать половину поправок в "Поправки-21", у нее ушел весь световой день, хотя затронуть удалось лишь несбывшиеся частности, да и то не целиком. На память и интеллект она не жаловалась, но все-таки не была ни историком, ни экспертом в области физики или цифры, ни писателем, и практически по каждому факту ей приходилось изучать вопрос хотя бы поверхностно, а потом долго искать правильные слова, чтобы вписать их в текст. Некоторые вещи, как то же кэлерово многообразие или опровержение теории струн, она так и не смогла понять даже из упрощенных объяснений для детей, а даты, разумеется, не помнила, если с ними не было что-то связано в личной жизни.
Елизавета Андреевна задумалась о том, как бы она в целом могла рассказать о разнице между 2021-м и 2121-м, например, отцу, если бы он из того времени, когда заканчивал "Поправки-21", предстал перед ней сейчас каким-то волшебным образом. Наверное, с его точки зрения многое из обычного для XXII века показалось бы не просто новым, но шокирующим, однако самой Лизавете было бы очень трудно выделить из давным-давно обычного для нее необычное для папы-пришельца из прошлого. Да, весь столетний прогресс человечества она наблюдала своими глазами, но здесь и сейчас у нее не было чувства, будто за эти годы произошло что-то действительно значительное. По крайней мере, ничто значительное не затронуло жизнь ее семьи.
На следующий день Елизавета Андреевна решила прежде всего закончить эпизод с сыгравшими прогнозами-ставками отца, тем более что его финал коррелировал с размышлениями прошлого вечера. Сбылось ожидание, как писал папа, "инерции банальности": спустя сто лет люди так и остались людьми – они рождались из женщин, долго вырастали из младенцев в детей, затем в подростков и молодых взрослых, тратили время физиологического роста и иждивения на учебу, после чего находили себя в работе и производили какой-то продукт до старости, когда общество позволяло им вновь жить на иждивении, наконец, умирали.
Множество частностей изменилось. К примеру, борьба с бесплодием позволила достигнуть полнейшей репродуктивной свободы: к классическому зачатию женщиной от мужчины добавилось столько вариантов, сколько не могли бы придумать и в расцвет новой этики. Так, in vitro были возможны партеногенез и андрогенез, разве что мужчинам для репродукции себя любимого все еще приходилось покупать услуги суррогатной матери. Разработка "одноклеточного" размножения повлекла за собой появление "многоклеточного", и сегодня ребенок мог появиться и от двух женщин, и от двух мужчин (им тоже требовалась суррогатная мать), и от любого сочетания из трех половых клеток. Ученые заявляли, что способны соединять и четыре, и больше яйцеклеток и сперматозоидов в единую зиготу, но, по-видимому, желающих быть тетра-/ пента-/ гексародителями было очень мало. В то же время "тройнички" и "солисты" не являлись чем-то экзотическим.
Также зачать и выносить плод теперь могли женщины совершенно любого возраста, Елизавета Андреевна, если бы захотела, могла бы родить и в 102 года. Получалось это из двух побед достигнутого над недостижимым: неонатологи научились доводить до созревания извлеченный уже на 12-й неделе плод, а бластоцитологи наладили выращивание свежих яйцеклеток из стволовых клеток. Для произведения на свет потомства хватало трех месяцев беременности, и дети получались совершенно здоровыми. Кстати, на демографии это практически не сказалось – молодежь стала рожать меньше, зато принялись рожать старики, падение прироста населения из-за семей с тремя родителями и одним ребенком статистически компенсировалось подъемом популярности семей с одним родителем и несколькими детьми, и так далее. Четыре года назад население Земли перешагнуло 18-миллиардный рубеж.
Примерно все то же произошло и с другими банальностями человеческой жизни: младенцев вскармливали как материнским молоком, так и все более качественными смесями, дети до школы воспитывались как дома с декретным родителем, так и в детских садах, в школе разве что учились теперь по 12 лет, так как среднее образование стало более насыщенным, чем в юности Елизаветы Андреевны, сделав высшее необязательным для многих профессий, которым ранее формально требовался диплом. Из-за эффективности и дешевизны геротерапии начала XXII века люди старились очень поздно, средний срок жизни достиг 90 лет, так что пенсионный возраст наступал в 75 – и на пенсию они уходили не еле живыми развалинами, а вполне здоровыми и ясно мыслящими.