– Да баламуты они! Я когда эту газету увидела, сразу сказала – это развод. Как ни крути, но филолог я первоклассный, без ложной скромности… Понимаешь… Есть там у них некто Алексей Жильцов… Революционер хренов! Против всего плохого за все хорошее. Типа такой идейный борец за рабочую справедливость, а сам ни дня не работал…
Юля вдруг откинула назад голову и расхохоталась.
– Тут же такие войны! Ты даже не представляешь…
– Расскажи.
– Что тебе рассказать?
– Ну сколько человек в профсоюзе хотя бы?
– Ой, самых активных – всего десять. А так – человек сто, не больше, – махнула рукой Юля. – И то – гнилой контингент.
– Что значит гнилой? – удивился я.
– Мамочки с хроническим декретом, инвалиды с ушибленным пальцем и кому до пенсии неделя. Те, кто работать не хочет, короче говоря. Сидят на работе и отбывают жопочас. Большую часть актива этого профсоюза даже пришлось отселить в отдельный цех, потому что им и уборку территории доверить нельзя.
– А уволить тоже нельзя? – снова поинтересовался я.
Юля закатила глаза, как будто я спрашивал, сколько будет дважды два.
– А как их уволишь? Они все заместители председателя профсоюза, то есть самого Жильцова. Известная схема. По закону мы не имеем права увольнять ни председателя, ни его замов. А вот сколько должно быть замов у председателя, закон не оговаривает. Хитро, да?!
– Так кто такой Жильцов тогда? – спросил я, делая вид, что согласен со всем, что говорила Юля, хотя, судя по терминологии, это были не ее слова, а слова ее начальника: назвать инвалидов и матерей с детьми гнилым контингентом – кажется, вполне в духе Селиверстова.
Конец ознакомительного фрагмента.