Комната была пуста.
— Вот странно, — сказал служащий. — Он только сегодня утром поступил к нам в качестве заведующего отделом… Марья! Вы не видели товарища Наобородко?
Курьерша остановилась.
— Товарища Наобородко? — спросила она. — Это новенького-то?
— Ну, да. Того, который кричал сегодня утром, что без мебели не может обойтись ни одно учреждение! Тощий такой, в очках!
— А! Вы разве не знаете? Ведь он только что перешел в трест цветных металлов. С Федором Петровичем не поладил. За ним и машину трестовскую прислали!..
В этот же день вечером я встретил Наобородко в театре.
— Кажется, на этот раз я не ошибусь, если скажу, что вы служите в тресте цветных металлов! — воскликнул я.
— А вот и не угадали! — ответил он. — Я ушел от них. Гады. А служу я…
В это время раздался третий звонок. Публика ринулась по местам. Боясь пропустить действие, побежал в зрительный зал и я.
Свет погас. Дали рампу.
Перед занавесом появился Наобородко.
— Товарищи! — сказал он звучным голосом. — Театр — великая вещь! Сейчас, когда этому виду искусства уделяется такое внимание, я, как новый ди: ректор театра, не могу не сказать, что ни один вид промышленности не может обойтись без этого вида искусства. Я занят сейчас проектированием нового вида театрального действа и надеюсь, что все вы, представители советской общественности, рука об руку…
Гром аплодисментов покрыл речь нового директора.
1929
Гослото
Начало почти что из «Тараса Бульбы».
— А! Иностранец! А ну, повернитесь-ка! Да-а. Это матерьял. Не то что наш. В Берлине покупали?
— Да нет, помилуйте. Я в том самом костюме, в котором вы видели меня до отъезда за границу. Москвошвеевский костюм.
— Рассказывайте!
— Да ей-богу. Вот и марка. На боковом кармане.
— И в самом деле. А галстук небось миланский?
— Галстук с Петровки.
— Рассказывайте.
— Даю честное слово.
— А ботинки?
— Скороходовские.
Добрый московский знакомый озадачен. Потом смотрит на меня долгим страдальческим взглядом и спрашивает:
— Зачем же вы ездили?
— На предмет ознакомления с культурной жизнью поименованных стран, — вяло отвечаю я.
— Муссолини видели?
— Нет.
— Рассказывайте!
— Честное слово!
— Папу видели?
— Нет.
— Рассказывайте!
— Ей-богу, не видел!
— Ай-яй-яй! Быть в Риме и не видеть папы!
Я пожимаю плечами. Дескать, что поделаешь, раз папа такой нелюдим и из Ватикана ни ногой.
Верьте не верьте, но о Муссолини и о папе меня расспрашивали решительно все знакомые. Кончилось тем, что я начал привирать. Сначала, краснея и путаясь, бормотал, что видел Муссолини мельком, в автомобиле, но не совсем уверен в том, что это был именно он. Путанно рассказывал о каком-то торжественном богослужении в соборе Петра, на котором, кажется, был папа. Потом окончательно распоясался и заявил, что Муссолини видел три раза: дважды на параде и один раз совсем вблизи — «вот так, как сейчас вас», а у папы был на приеме и всех удивил решительным отказом поцеловать у заместителя апостола Петра руку.
— Ну теперь расскажите, как вы ездили. Только по порядку.
Этого требовали решительно все.
Устраивались поудобнее. Закуривали. И, приготовляясь слушать длинный интересный рассказ, сладко вздыхали.
— Ну. Действуйте. Но имейте в виду — по порядку. Понимаете? Все. Как садились в поезд. Как ехали. Одним словом, вы сами понимаете.
— Ну и вот, — начинал я спокойным, эпическим тоном, — получил это я паспорт, поставили мне визы, и сел я в поезд. Поезд, надо вам сказать, отходил в четыре часа десять минут.