По образованию я горняк, но служу в Химсиндикате. И, признаться, нисколько не жалею об этом. Известно ли вам, что без химии, черт распробери, не может обойтись ни одно производство! Химия — это… Нет, вы не знаете, что такое химия! — Лицо Наобородко осветилось восторженной улыбкой. — Я, видите ли, немножко энтузиаст химического дела, — скромно сказал он. — Сейчас мы заняты проектированием замечательного химического завода. И я весь горю этой работой. Но вам, вероятно, неинтересно слушать?
— Что вы! Напротив!
Мы проговорили с Наобородко весь вечер.
— Называйте меня просто товарищем Иваном. Не люблю я этих мелкобуржуазных отчеств, — сказал Наобородко, прощаясь.
«Да. Это человек, — думал я, возвращаясь домой. — С таким человеком наша химия будет процветать».
— Не узнаете? Забурели?
Я оглянулся. Предо мною стоял инженер Наобородко.
— Ба! Товарищ Иван. Рад вас видеть! Знаете, наша первая встреча произвела на меня большое впечатление. Я всю ночь не спал. Так вы говорите, ни одно производство не обойдется?
— Ни одно! — воскликнул Наобородко. — Во-первых, подвоз сырья. Во-вторых, вывоз продукции. Попробуйте обойдитесь!
— Простите, я не совсем вас понимаю. При чем тут подвоз и вывоз?
Наобородко расхохотался.
— Да что вы ребенок, что ли? Ведь даже младенцу известно, что ни одно производство не может обойтись без железнодорожного транспорта!
— Какого транспорта? Ведь вы говорили о Химсиндика…
— Не произносите при мне этого слова. Оно мне противно. Склочники сидят там, вот кто! Я перешел в НКПС.
— Но ведь неделю тому назад вы горели огнем энтузиазма. Вы проектировали…
— Я и сейчас проектирую. Постройку Убого-Свидригайловской ветки. Ах, транспорт, транспорт! Транспорт — это… Нет, вы не знаете, что такое транспорт. Я, видите ли, немножко энтузиаст железнодорожного дела. Но вам, вероятно, неинтересно слушать?
— Помилуйте, — пробормотал я, — что вы!..
Я попрощался.
Транспорт был в верных руках. Это было ясно.
Я встретил Наобородко в вагоне дачного поезда. Зимою, как известно, в дачных поездах народу мало, ехать скучно и всякая встреча радует.
— Вы в Москву? — спросил я.
— В нее. В матушку, — ответил он.
— Пыхтите?
Я загудел, подражая паровозу, и задвигал локтями.
— Ого-го!
Он радостно расхохотался.
— Ну, как ваша ветка? — спросил я. — В огне энтузиа…
— Вот вы шутите, — строго сказал он, — а я вам скажу совершенно серьезно. Вы срываете ветку, бросаете ее в огонь, она горит. Хорошо ли это?
— Какой же негодяй позволит себе сжигать целую ветку?
— Какой! Какой! Тысячи негодяев! Миллионы!
Наобородко вскочил со скамейки и схватил меня за воротник пальто.
— Рубят ветки! Рубят деревья! Жгут их, как варвары, как какие-то людоеды! И из-за чего. Из-за невежества. Ведь лесоистребление бессмысленно, жестоко, в то время когда есть такое чудесное топливо, как торф! Торф, торф! Знаете ли вы, что такое торф? Я проектирую сейчас грандиозные торфоразработки, которые…
— А транспорт? — грустно спросил я. — Ведь вы же служили в НКПС?
— Скопище бюрократов! — воскликнул он. — Бездушные люди! Не говорите мне о них. К тому же дикие склочники. Но вот Торфопром — это нечто потрясающее! Размах гигантский! Скоро ни один вид производства не сможет обойтись без торфа! Ведь торф — это…
Недавно я отправился в Древтрест для получения кредита на новую мебель. Я долго подписывал какие-то бумаги, расписывался в толстых книгах и бродил от стола к столу. Осталось поставить окончательную резолюцию.
— К кому обратиться? — спросил я.
— Идите в комнату номер шестнадцать. К товарищу Наобородко.
Я пошел. В комнате № 16 никого не было.
— Где же товарищ Наобородко? — спросил я у первого служащего.
— Как? Разве его там нету?
Служащий пошел вместе со мною.