Из чувства самосохранения я не мог говорить после того, что видел, и я благоразумно помалкивал во все время пути от Санджовли до церкви.
Я обедал у Маннерингов в тот день, и у меня осталось времени, только чтобы съездить домой и переодеться. Проезжая в сумерки по дороге к Элизиуму, я услышал разговор двух человек.
«Странная история, — говорил один, — как исчезли все следы от неё. Знаете, моя жена была болезненно привязана к этой женщине (я лично никогда не видел в ней ничего особенного), так она заставила меня разыскать её старую рикшу и кули, чего бы это ни стоило. Глупая фантазия, конечно, но я повиновался своей мемсахиб. [1] И, вы не поверите, оказалось, по словам хозяина рикши, что все четыре кули — они были братья — умерли от холеры, а рикшу он сломал, не желая употреблять её после смерти мемсахиб. Она приносила ему несчастье. Чудно, не правда ли? Маленькая м-с Вессингтон никогда никому не приносила несчастья, кроме самой себя!»
Я громко рассмеялся, когда услышал последние слова, но смех мой был принуждённый и болезненный. Следовательно, могли являться призраки рикши и призраки слуг с того света. Сколько платила им м-с Вессингтон? На сколько часов она их нанимала? Куда они ушли?
Как видимый ответ на мой последний вопрос появилось адское видение в полусвете и загородило мне дорогу. Мёртвые путешествуют быстро и сокращёнными путями, не известными обыкновенным кули. Я снова громко захохотал, но тотчас же оборвал свой смех, испугавшись мысли, что я болен. И должно быть, я действительно был болен, так как подскочил к рикше и учтиво пожелал доброго вечера м-с Вессингтон. В ответ услышал то, что мне было хорошо известно. Но я выслушал до конца и возразил, что все это я слышал уже раньше и был бы счастлив услышать что-нибудь новое. Какой-то злой дух, очевидно, вселился в меня в этот вечер, потому что я, помнится, минут пять говорил с тем, что было передо мною, о самых обыкновенных вещах.
— Болен бедняга или пьян. Макс, попытаемся отвести его домой.
Это уже не был голос м-с Вессингтон! Двое людей услышали мой разговор с пустым пространством и вернулись, чтобы посмотреть на меня. Они были очень добры и внимательны, и из их слов я понял, что они считают меня пьяным до последней степени. Я смущённо поблагодарил их, поскакал домой, переоделся и через десять минут был у Маннерингов. Своё опоздание я объяснил темнотой и, выслушав упрёки Китти, сел за стол.
Под шум общего разговора я обратился с нежными словами к своей невесте, и в это время моё внимание было отвлечено разговором на противоположном конце стола. Какой-то господин с рыжими баками очень живописно рассказывал своему собеседнику о больном, которого только что встретил на улице.
Несколько слов, долетевших до меня, убедили меня в том, что он рассказывает о встрече со мной полчаса назад. В середине своего повествования он оглянулся кругом, ожидая привычных поощрений, как умелый рассказчик, и тут, поймав мой взгляд, вздрогнул. На минуту воцарилось молчание, и рыжий господин пробормотал, что «забыл, чем кончилось дело», принося в жертву свою репутацию прекрасного рассказчика, которой пользовался в течение шести сезонов. Я от души благословил его и вернулся к своей рыбе.
Обед кончился в положенное время, и я с особенным сожалением должен был оторваться от Китти — особенным ещё и потому, что знал наверное о том, что ждало меня на улице. Господин с рыжими баками, который был представлен мне как симлинский доктор Хизерлеф, выразил желание ехать со мной вместе, пока нам будет по пути. Я с благодарностью согласился на его предложение.
Моё предчувствие не обмануло меня. То было уже на своём месте и, как бы насмехаясь, блестело зажжённым фонарём.