– Угу. А до утра не потерпит?
– До которого часа?
– До девяти.
– Девяти часов уже не будет, – с полубезумной улыбкой на лице произнёс Егор. – Будет или триста тридцать три часа, или пятьсот семьдесят, или восемьсот один…
– Тогда просто до утра, – сказала Настя. Кажется, на душевное состояние сотрудника мебельной фирмы «Солярис» ей было глубоко наплевать.
– Просто ничего не бывает, – сказал Егор.
– Не бывает, – согласилась она. – Егор, зачем вы пришли?
– Три.
– Да, это уже три…
– Ты ведь училась в «сахаровском»…
– А когда это мы перешли на «ты»?
– Тебе время точно назвать? – зловеще усмехнувшись, поинтересовался Егор. – Это с тебя всё началось.
– Началось – что?
– Время…
Настя вздохнула, и посмотрела в чёрное пустое неземное окно.
– Зачем вы застрелили директора мебельного магазина? – печально спросила она. – И избили того рабочего, на фабрике?
Егор коротко рассмеялся.
– Вы же не учились в сахаровском университете, – продолжала девушка, – не снимали кино, не выкапывали кладов…
– Это обычно засчитывается? – спросил Егор.
– Не знаю. Если засчитывается – то не мной…
Своё место она покидала именно так, как Егор себе и представлял: плавно, осторожно, привычно. Вернулась с пепельницей.
– У тебя ничего не выйдет, – сказал она.
С зажжённой сигаретой между пальцев она была больше похожа на студентку, Егор легко представил себе бытовку в студенческой общаге, электропечки, вечно протекающий кран, цинковый стол для…
– Увези его в самую тёплую и счастливую страну, с морем, пальмами, яхтами, кораллами и кладами, – говорила Настя. – Рано или поздно он проснётся, и скажет: «А где мама?».
Егор слушал, приоткрыв рот, чувствуя скорое возвращение бутылочного автобуса.
– Это ни с чем не сравнить и не заменить.
– У других получается, – возразил он.
– Папу заменить проще…
Грязно выругавшись, Егор попытался затушить сигарету в пепельнице, промахнулся, вдавил окурок в клеёнку, покрывавшей стол, выругался вновь.
– Завтра, – произнесла Настя.
– Я не…
– Завтра, – повторила она. – Все желания и мечты исполняются обычно завтра.
VIII
Практическая польза утренних сборов жены и сына наконец-то обрела для Егора почти осязательную форму. Он боялся взглянуть на часы, лежал, сквозь полудрёму слушал шаги и голоса, дождался ощущения детского тепла… тишина, далее наступила тишина. Обычно после их ухода Егор поедал завтрак, выпивал кофе – как раз наступало время отправляться на солярисову службу. Как высчитать всё это без завтрака и кофе Егор себе не представлял, считать опасался, опасался, что заснёт вновь, один, два, три, четыре, семь…
Замотав головой, он вскочил с глухим возгласом, обнаружив, что эту ночь, вернее её остаток он провёл в детской комнате. Теснясь и мешая друг другу, наслаивались воспоминания: вернулся, сбросил обувь и куртку, стараясь не думать ни о чём в темноте своей квартиры, прошёл в Пашкину комнату, осторожно, опасаясь разбудить сына, лёг рядом с ним, непонятно как уместившись на деткой кровати – и тут же уснул, утонул в вязком омуте, чем-то схожим с нефтяным пятном на поверхности солёного моря…
Конец ознакомительного фрагмента.