– Бедняжка! Муж гниёт на каторге, а ей приходится ложиться под каждого мерзавца Люнеля!
Мсье Нуи уже отхлебнул вина, и потому позволил себе возражение в том смысле, что Жозеф – хотя и мерзавец, – но весьма трепетно относится к своей лучшей… Нуи едва не выговорил "шлюхе", однако вовремя спохватился. Оборвал фразу, сделав вид, что очередной вопрос викторины его захватил всецело.
– Ну-ну, договаривай! – дражайшая супруга медленно входила в раж. – Что ты хотел сказать? Думаешь, я не знаю, как ты смотришь на неё, бесстыжий сморчок?
– О чём ты, милочка? – пролепетал Нуи. – Не понимаю!
– Ах, ты не понимаешь? – Шарлотта поднялась и упёрла руки в боки, "башня" на голове заколыхалась. – А ту заначку, что я нашла в сарае? ты собирался потратить на крючки и лески?
– На крючки и на новую удочку! – пискнул Нуи и вжался в кресло. Его пухлая задница вдруг стала, как будто, меньше в размерах.
– А как ты вечерами подкарауливал Азельму?!
– Мы случайно встретились! Всего два раза!
– Кобель! – рявкнула "пушка" Шарлотты во всю отпущенную природой силу. – Похотливый кобель!
Ватерлоо случилось. "Бригадный генерал Наполеон" встал и, собрав остатки мужского достоинства, объявил, что продолжать беседу в подобном тоне он не намерен. И спать будет в кабинете. В одиночестве.
Когда мужчина уходил, в спину ему полетело "ядро":
– Утром приду, проверю! Чтоб был на месте!
Мосье Нуи чертыхнулся, и проклял тот день, когда он взял супругу в бизнес-компаньоны. По бумагам Шарлотте принадлежало три четверти оружейного магазина.
Часть вторая
Когда-нибудь… лет через двадцать здесь проложат скоростную магистраль. Каменный мост через Видурль сломают, саму реку изнасилуют и загонят в трубу… ради того, чтобы устроить движение в сто километров в час… но это в будущем, а теперь вишнёвый сад выходил своим тылом к болотцу (река в этом месте нахальничает, заливая луг). Где-то тревожилась ночная невидимая птица. В ветвях каштана (он растёт меж участков) запуталась луна (сейчас она скрыта облаками).
Широкий одноэтажный дом виден лишь контуром, чёрной глыбой. Это из-за того, что неделю назад перегорела лампа, и улица теперь не освещена. И ещё – настежь распахнута дверь. Из неё в ночную пропасть вырывается сноп света (Гренгуар принимает за должное лишь только ослепительный свет); слышится бормотанье рубанка – он скользит по древесине, временами злится пила, шепчет коловорот – здесь работает столяр, его зовут Гренгуар, и он изготавливает гробы.
Утром поступил срочный заказ… хотя ещё вчера было понятно, что предстоит срочная работа.
"Чёрт бы его побрал! – Гренгуар поправляет очки-велосипед, перекатывает во рту спичку, мысленно прикидывает барыш, улыбается, однако ворчит: – Нет бы откинулась сухонькая старушка… во славу Создателя… гробик бы сделал – игрушечку… как платье бы подогнал по фигурке".
Жозеф Буме имел при жизни два метра росту. Теперь его рост более не рост, а длина – длина гроба.
"К чему такая спешка?" – Часы в мастерской приближаются к одиннадцати, Гренгуар касается циферблата взглядом и тут же отводит глаза. Часы сегодня – враг.
Конец ознакомительного фрагмента.