Михаил объявил, что завтра у нас будет старший пастух с помощником, и постепенно до Эдуарда дошло, что они, аспиранты, будут выполнять роли верных пастушеских овчарок. Михаил вызвал зычным голосом Анюту с кухни, пожелав нам приятного аппетита, и оставил нас переваривать перспективы и еду с молчаливой строгой красавицей Анютой в слегка просвечивающем халате работника советской столовой.
До ужина занимались размещением. Некоторые пытались увидеть хорошее для здоровья в предстоящих двух неделях на свежем воздухе вместо кондиционированных лабораторий. Другие планировали во время простого физического труда настроить мозг на продуктивное размышление о своих диссертациях. Наивные…
Впереди было такое количество новых впечатлений, эмоций, новых навыков и тупой усталости на жаре, что любые новые идеи для диссертаций могли бы созреть только в голове у фанатика. А таковых среди них не было. Они были молоды, веселы и не очень амбициозны. В советской системе была определенность, уверенность не только в завтрашнем, но и в послезавтрашнем дне. Если уж поступил в аспирантуру, то уж станешь кандидатом технических наук. С амбициями или без. А если что-то и может повредить этой неизбежности, так это скорее отказ начальству пасти коров, чем недостаточность усилий в лаборатории.
Первый раз Эдуард задумался о том, тем ли он занимается, когда два месяца назад его научный руководитель попросил написать главу в диссертацию своему сыну. Сын был разгильдяй, мажор и пьяница. Сначала Эдуард не решился спорить и обещал подумать, а профессор туманно пообещал всяческое содействие. Потом Эдуард узнал, что его товарищ и коллега Анатолий, с которым теперь предстояло делить кров в деревенском доме, пишет главу для северокорейского аспиранта со значком Ким Ир Сена на груди. Задача наверняка непростая, учитывая, что кореец почти не говорил по-русски. Можно было предвидеть, что одной главой тут не отделаешься, а писать придется всю диссертацию. Ведь доплату за иностранного аспиранта профессор получал вдвое выше, чем за научное руководство советским аспирантом. Если Анатолий откажется – заставят писать кого-то другого, может быть и Эдуарда… Поэтому он твердо отказал профессору. Эдуард не был обременен семьёй, жил у родителей как у Христа за пазухой, неплохо был знаком с директором института и мог рискнуть, в отличие от Анатолия, например, потерять этого научного руководителя. В крайнем случае, директор НИИ и сам мог бы стать его научным руководителем. Профессор отреагировал эмоционально, но, как показалось Эдуарду, с уважением взглянул на аспиранта.
Однако не прошло и трёх недель, как профессор вызвал дерзкого аспиранта и с энтузиазмом сообщил о решении парткома об отправке аспирантов в колхоз. Удивительно, что Анатолия отправляли тоже.
Эдуард переваривал около минуты новость, а потом спросил, глядя прямо в глаза профессору:
– А Ваш сын тоже с нами едет?
– Нет, ему надо писать диссертацию, у него осенью защита, – и профессор широко улыбнулся.
«Вот здорово, – подумал Эдуард, – сынок не просыхая заканчивает аспирантуру за год, а мы будем пасти коров…».
Когда Эдуард ездил студентом убирать виноград, это всё-таки было весело и казалось справедливым, хотя и не очень понятным. Как подаренные дополнительные каникулы. Сейчас это было по-другому.
Можно было бы себя, конечно, убеждать, что вот уж после защиты диссертации не будет таких унизительных командировок, но сегодня главной овчаркой у них был кандидат технических наук, светило электроакустики и доцент, которому сорок лет.
«Тем ли я занимаюсь? И там ли?» Ответы на эти вопросы наконец были понятны. Получив внутри себя ясные ответы, Эдуард успокоился и вышел на крыльцо.
Коллега Анатолий с бутылкой кагора в руке разговаривал с длинноволосым парнем в расклешённых джинсах по моде пятнадцатилетней давности. Наверное, местный.
Эдуард не ошибся – это был сын хозяев дома, загорелый тракторист и весельчак. Коллега Анатолий, между прочим, справился у того про Анюту. Значит, не одного Эдуарда зацепила деревенская загадочница. Парень сразу перестал склабиться, что было странно для деревенских, которые всегда готовы с улыбками обсуждать девок, хотя, в отличие от городских, никогда не называли их тёлками. Благодаря постоянным подливаниям кагора в кружку тракториста Анатолию удалось выяснить, что Анюта сирота, живет в пищеблоке и была недолго замужем. Замуж вышла рано, в восемнадцать лет, что для деревни совершенно нормально при любом строе в любом веке. Муж тоже работал на ферме, случилась какая-то история, после которой Анюта оказалась в больнице, а когда вышла оттуда, муж уже куда-то делся. Говорят, что переехал в другой район. А Анюту перевели в пищеблок, подальше от коров. Но вот про саму историю ни одного слова вытянуть не удалось. Эдуард всегда поражался такой деревенской скрытности. Просто какая-то сицилианская омерта. Наверное, все в деревне знали тайну, но под каким-то моральным давлением или по внутренним понятиям никто ничего не рассказывал посторонним. Тем более городским.
Конец ознакомительного фрагмента.