– Однополчане меня любят. Наверное потому, что не видят во мне дорсайца, хотя... – Он снова улыбнулся своей грустной легкой улыбкой:
– ...хотя на дуэли не вызывают.
– Понятно.
– Да‑а. – Мигель коротко взглянул на меня. – Если формально считается, что армия верна Конде, то на самом деле везде царит разброд. Вот почему с таким трудом мне удалось раздобыть это средство передвижения.
– Понятно, – снова повторил я и приготовился задать новый вопрос, как дверь позади нас открылась и в кабину шагнула Аманда.
– Корунна, – обратилась она ко мне, – ничего, если я немного поболтаю с молодым человеком?
Взгляд ее, скользнув по моему лицу, задержался на Мигеле. Аманда улыбалась, и он улыбался ей в ответ. А я, глядя на них, думал, что Мигель в таком душевном состоянии вряд ли сможет увлечься Амандой. Но то, что она была рядом, будило воспоминания о доме, а значит, согревало душу.
– Не возражаю, – сказал я, вставая. – Пойду поговорю с Посланником.
– Он стоит того. – Слова Аманды догнали меня в дверях кабины.
Падма смотрел в окно на однообразную в своей бескрайности степную равнину, тянущуюся до горного кряжа, давшего имя Гебель‑Нахару. Аэробус, по конструкции своей предназначенный для полетов над землей, хотя и допускал возможность подъема к границам атмосферной зоны, сейчас летел на высоте не более трехсот метров.
Стоило с легким щелчком захлопнуться за мной двери пилотской кабины, как Падма отвернулся от окна и взглянул на меня.
– Ваша Аманда просто восхитительна, – произнес он, стоило мне занять сиденье напротив. – Особенно это должны понимать те, кто молод.
– Аманда то же самое сказала о вас. Да, кстати, она не так молода, как выглядит.
– Я знаю, – Падма улыбнулся, – и говорю так с высоты прожитых мною лет. Для меня даже ты кажешься юношей.
Я рассмеялся. Молодость моя осталась лишь в воспоминаниях о тех счастливых годах, что оборвались страшным именем – Баунпор... Хотя с полным правом можно утверждать, что я не достиг даже зрелого возраста.
– Мигель говорил, что Нахар стоит на пороге социальных потрясений, – начал я.
– Он прав. – Улыбка медленно покинула лицо экзота.
– Не это ли привело такого человека, как вы, в Гебель‑Нахар?
Лицо Падмы оставалось серьезным, а в глазах мелькнула усмешка.
– А я думал, только Аманда способна на подобные вопросы...
– Вы удивлены моим вопросом? Извините, но все же кажется странным, что Посланник выбрал для своей резиденции такую глухую провинцию, как Гебель‑Нахар.
– Ты прав. – Падма покачал головой. – Но причины, приведшие меня сюда, интересны прежде всего экзотам. Боюсь, я не вправе обсуждать их.
– Но вы ведь видите, что страна неумолимо движется к революционному взрыву?
– О, конечно. – В его осанке, в положении рук, темным загорелым пятном выделявшихся на голубом, чувствовался удивительный внутренний покой. Таким же бесстрастным было и его лицо. – События в Нахаре есть отражения общих законов развития этого мира.
– Только этого мира?
Глядя мне прямо в глаза, Падма улыбался.
– Наука экзотов – онтогенгтика изучает закономерности во взаимодействии всех известных нам сил природы и общества, сталкивающихся в мирах Вселенной. Но ситуация, сложившаяся в Нахаре, и в особенности в Гебель‑Нахаре, без сомнения, результат столкновения местных, сетанских интересов:
– Международная планетарная политика...
– Именно так, – подтвердил он кивком головы.