От этой бережной трепетности ее желание переросло в муку, она и не подозревала, что перед ней может разверзнуться такая бездна чувств. Мара даже не заметила, как платье соскользнуло на землю, а губы Кевина оказались у ее груди. Перед ней открылась бесконечность.
Мидкемийская одежда таила многочисленные препятствия. Кевину пришлось приподнять Мару, чтобы освободиться от штанов. Каким-то образом они оба переместились со скамьи на траву, освещенную неярким светом фонаря и золотистым сиянием келеванской луны. В урагане желания, в облаке цветочных ароматов, увлекаемая страстью рыжего варвара, Мара открыла для себя, что значит быть женщиной.
* * *
Было уже совсем поздно, когда Мара, разрумянившаяся от радостного волнения, как на крыльях влетела в свои покои. Там ее уже поджидала Накойя с донесением о важной торговой сделке в Сулан-Ку. Одного взгляда на лицо госпожи ей было достаточно, чтобы напрочь забыть о содержании доставленного свитка.
- Хвала святой Лашиме! - провозгласила она, верно истолковав причину такого оживления. - Наконец-то ты познала женские радости!
Властительница рассмеялась, закружилась как девочка и рухнула на подушки. Кевин был тут как тут, растрепанный, но вполне владеющий собой. Накойя придирчиво осмотрела его с ног до головы, неодобрительно скривилась и обратилась к Маре:
- Госпожа, прикажи-ка рабу убраться за дверь.
Мара подняла глаза, и ее удивление сменилось досадой.
- Благодарю, советница, но я сама решу, как мне поступить с рабом.
Накойя уважительно поклонилась, признавая правоту властительницы, и повела разговор так, словно Кевин исчез неведомо куда.
- Дочь моего сердца, теперь ты узнала, как упоительны плотские наслаждения. Давно пора. Ты не первая знатная госпожа, которая для этого призвала раба. Так-то оно лучше, ибо раб ничего не сможет от тебя потребовать. Между тем Десио Минванаби только и ждет, где ты проявишь слабинку. Поэтому не совершай ошибок. Не путай развлечение и сердечную привязанность. А мидкемийца все-таки следует выставить за дверь: тебе нужна ясная голова. Потом подыщем двух-трех крепких молодцов ему на смену - тогда ты поймешь, что все это делается... для красоты и здоровья.
Мара поднялась на ноги и застыла.
- Твои речи неуместны. Оставь меня сию же минуту, Накойя.
Первая советница Акомы сложилась в поклоне.
- На все твоя воля, госпожа. - Испепелив взглядом Кевина, она заковыляла к двери.
Когда стук ее сандалий затих в конце коридора, Мара сделала знак невольнику.
- Подойди сюда. - Она сбросила платье и улеглась на циновку с горкой подушек, служившую ей постелью. - Покажи-ка еще раз, как у вас мужчины любят женщин.
Кевин сверкнул привычной лукавой улыбкой:
- Молись своим богам, чтоб меня не оставили силы.
Быстро скинув одежду, он растянулся рядом.
Потом Мара лежала без сна в объятиях Кевина и при слабом мерцании ночника размышляла о том, что среди множества бед ей вдруг выпала нежданная радость. Она высвободила руку, чтобы пригладить непокорные рыжие волосы своего возлюбленного, и заметила у него на плече затянувшиеся ранки от шипов кекали. У Мары нестерпимо защемило сердце, только теперь она осознала, что в любви есть привкус горечи.
Кевин встретился на ее пути рабом, а раб обречен на вечное рабство такова непреложная истина.
Душа Мары преисполнилась печали. Глядя сквозь оконные ставни на бледный диск луны, властительница подумала, что злой рок, сгубивший ее отца и брата, скорее всего обрушится и на нее. Она принялась истово молиться Лашиме, чтобы ни одна капля крови из ссадин Кевина не оказалась пролитой на землю. Десио принес кровавую клятву. Но кому под силу предугадать изменчивый нрав бога смерти? Если Туракаму будет благоволить роду Минванаби, то Акома обратится в прах, а ее имя сотрется из людской памяти.