Полотенце было похоже на дерюгу, но свое назначение выполнило. Он оделся, заплатил служителям и неторопливо пошел по главной улице на манящий запах жарящейся грудинки.
Харчевня помещалась в длинном дощатом строении с вывеской "Веселый паломник". Шэнноу вошел и выбрал столик так, чтобы сесть у стены лицом к двери.
- Что возьмете? - спросила Бет Мак-Адам. Шэнноу поднял глаза на ее голос и покраснел. Потом встал и сдернул шляпу с головы.
- С добрым утром, фрей Мак-Адам.
- Бет. И я спросила, что вы возьмете.
- Яичницу... грудинку... что-нибудь.
- Имеется горячий напиток из орехов и древесной коры. С сахаром очень приятный.
- Отлично. Я попробую. Вам, как вижу, недолго пришлось искать работу.
- При нужде не выбирают, - сказала она и ушла. Шэнноу расхотелось есть, но он заставил себя жевать и проглатывать. Напиток был черным, как преисподняя, и даже с сахаром отдавал горечью, но вкус во рту остался приятный. Он заплатил из своего скудеющего запаса обменных монет и вышел на солнечную улицу. Там собралась толпа, и он увидел, что на середине мостовой стоит вчерашний молодой человек.
- Дьявол, это же, приятель, совсем просто! - сказал он. - Стой там, а когда будешь готов, урони кувшин.
- Да не хочу я, Клем, - ответил дородный рудокоп, к которому он обращался. - Ты же меня убить можешь, дьявол тя возьми!
- Пока я никого еще не подстрелил, - сказал пистолетчик. - Хотя, конечно, всегда бывает первый раз!
Толпа разразилась хохотом. Шэнноу стоял, прислонившись к стене харчевни, и смотрел, как люди расступаются, образуя две шеренги вдоль домов. Толстяк стоял шагах в десяти от пистолетчика, держа в вытянутой руке кувшин.
- Давай, Гейри! - крикнул кто-то. - Брось его! Рудокоп уронил кувшин в тот момент, когда Шэнноу перевел взгляд на пистолетчика. Рука молодого человека опустилась, взметнулась, и по улице раскатился треск выстрела. Кувшин разлетелся мелкими черепками, и толпа восторженно завопила. Шэнноу отлепился от стены и направился к гостинице мимо них.
- Тебя как будто это и не впечатляло вовсе, - заметил молодой человек, когда он поравнялся с ним.
- Нет, очень! - заверил его Шэнноу, не замедляя шага. Но молодой человек пошел рядом с ним.
- Клем Стейнер, - сказал он, подстраиваясь к шагу Шэнноу.
- На редкость метко, - добавил Шэнноу. - У вас быстрая рука и точный глаз.
- А ты бы мог так?
- И за миллион лет не попал бы, - ответил Шэнноу, поднимаясь по ступенькам к дверям гостиницы. Вернувшись в свою комнату, он достал из сумки Библию и пролистывал страницы, пока не дошел до слов, эхом отдававшихся в его сердце:
"И вознес меня в духе на великую и высокую гору и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с Неба от Бога. Он имеет славу Божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному. Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов... И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его Агнец... И не войдет в него ничто нечистое, и никто, преданный мерзости и лжи..."
Шэнноу закрыл Библию. Большая и высокая стена. Совсем, как та, в конце долины.
Он надеялся, что так и окажется. Бог свидетель, он надеялся на это.
Шэнноу разбудили звуки выстрелов. Он слетел с кровати и, подойдя к окну сбоку, посмотрел вниз на освещенную луной улицу. На мостовой валялись два человека. Клем Стейнер стоял с пистолетом в руке. Из игорных заведений выскакивали люди, бежали по тротуарам. Шэнноу покачал головой и снова лег.
Утром он позавтракал в длинной зале - миской протертой овсянки и большим кувшином черного напитка. Назывался он баркеровкой в честь Баркера - человека, который за несколько лет до этого первым начал варить его в этих местах.