Солнце быстро опускалось за горизонт, и очередной мрачный день подходил к завершению.
Глава 4. В диалогах о Боге.
Наступал восемьдесят седьмой день карантина, который объявили местные власти. Улица отдавала холодным пронзительным ветром с дождем. Даже если бы прогулки были разрешены, Кирилл бы точно никуда не пошёл. Погода, своим зловещим видом несла знамение – печать страха и отчаяния. Все парки, скверы и детские площадки были опечатаны и огорожены. На них висели отторгающие надписи и фантастические коллажи страшного вируса с латинским названием и порядковым номером. Такое впечатление, что в своих подвальных лабораториях «шаманы» в белых халатах в микроскопы фотографировали главного «убийцу», а потом развешивали его «лицо» по всему городу.
Накануне этого дня, Кирилл долго обсуждал с Юлей как могут отменить верующим людям их священное право и последнюю юдоль – походы в храмы и церкви. Хотя Кирилл не соответствовал статусу последней моде – быть верующим, он, тем не менее, глубоко им сочувствовал. В прессе вылезла демоническая сила, с экранов доносились проклятия всем, кто нарушит «священную Самоизоляцию». Кириллу вдруг показалось, что светлый праздник Пасхи подменили каким-то инфернальным сатанинским культом-торжеством самообречения на одиночество, на духовную нищету.
Кирилл позвонил своему коллеге по работе, необходимо было уточнить задание, которое прислали на почту. В разговоре речь зашла о религиозном празднике, куличах. Максим относительно недавно влился в рабочий коллектив и у Кирилла уже сложилось о нем некоторое представление. Характерной чертой Максима был его «воинствующий атеизм» как сперва, показалось Кириллу. Но воинствующий атеизм на самом деле был чем-то добрым и советским, означающим, прежде всего, веру в добродетель науки, а не религию. В новых условиях это явление отражалось иначе. На все религиозные праздники Максим с регулярным ехидством присылал в общий чат группы издевательские шутки над верующими, над их святынями, каждый раз унижая их и подчеркивая скудоумие. Взрослые и мудрые люди, никак не реагировали на эту бестактность. За всю свою жизнь они видели много таких «Максимов» и реагировать теперь на склоне лет, им не было никакой нужды, они, видимо, пропускали эти высмеивания как назойливый писк комара.
Атеизм, по мнению Кирилла, не должен выражаться в обидных высказываниях, в злых надругательствах и оскорблениях. Создавалось впечатление, что Максима в детстве кто-то очень сильно обидел. Этот кто-то наверняка имел отношение к церкви и религии.
«Представляешь, начал Максим – после очередного сборища в храме, заболели еще двадцать человек!». Максим был вне себя от ярости. Кириллу казалось, что новость о распространении заразы среди верующих даже нравится Максиму. А это фарисейская забота, якобы об их здоровье подчеркивала особенное лицемерие говорящего.
Но, подожди, откуда тебе знать, что именно поход в храм – стал причиной инфекции? – вдруг парировал Кирилл. Я читал, что самовнушение дает эффект плацебо. Это когда человек уверен, что нет опасности, отсюда отсутствие страха и стресса, высокий уровень иммунитета и инфекция не попадает – продолжал он.
«Это и так понятно!», – почти кричал с каким-то возвышенным чувством в голосе Максим.
«Где скопление людей, там и будет зараза. Моя мать, врач и она говорит, что смертность высокая, что всюду врут и занижают цифры»! – с надрывом в голосе сказал Максим.
«А что же тогда ты молчишь про метро? Где не так давно создали огромную очередь на пропуск через турникеты?» – заметил Кирилл.
Максим замялся, начал что-то бессвязное говорить, ведь его увели от цели, от главной мишени – чувства верующих людей. На этом разговор быстро скомкался и Кирилл, решительно попрощавшись, повесил трубку.
«Добро пожаловать к праздничному столу – доносилось с кухни». Юля вместе с сыном Гришей сидели за праздничным пасхальным столом. В центре стояла самодельно-испеченный Пасхальный кулич. Он был красивым, ярким, от него веяло каким-то свечением и благоуханием.
Это ты сама испекла? – спросил Кирилл у супруги.
Конечно – ответила Юля. И действительно, Кириллу стало вдруг не по себе, его супруга была мастерицей на все руки. Даже если бы магазины закрыли все, с ней бы он не пропал. Кирилл любил Юлию безусловно, но эти ее качества домохозяйки и заботливой материли только усиливали чувства Кирилла. Бессознательно любовь от матери постепенно переходит на замещающий ее субъект и сила этой любви будет целиком зависеть от способности девушки копировать мать. Все мужчины испытывают подобную психологическую дилемму, но Кирилл один из немногих, не только испытывал, но и осознавал ее как объективную реальность.
Во время трапезы, Кирилл вдруг вспомнил свое детство во время празднования Пасхи. Он не понимал, почему современные демократы и политики так ненавидят все Советское, почему они искажают факты о якобы имевшем месте унижения верующих в советские времена. Ведь тогда, во время этого праздника храмы ни разу не закрывали. То время Кирилл вспоминал с трепетом, заранее с ребятами они готовили ведра, большие ведра. Ходили в своем и соседнем районах с самого раннего утра. Казалось сам Иисус их поднимал, чтобы благословить на пасхальный поход. Тогда Кирилл не воспринимал этот праздник как религиозный, он для него был светский, жизнеутверждающий, приспособленный к советскому быту, как скажем новый год. Собирательство разноцветных пасхальных яиц было для ребят тогда неким соревнованием, им с радостью открывали двери и на призыв «Христос Воскрес» давались конфеты, куличи и разноцветные яйца – все атрибуты этого дня.
«Как замечательно, что это время мы проводим всей семьей» – восхищалась Юля. Она старалась взбодрить себя и Кирилла и найти нечто положительное в этом стечении обстоятельств.
«Несомненно, это так!» – подыгрывал ей Кирилл. Светлый праздник Пасхи скоро тоже будет «цифровым» думал Кирилл. Это социальное разобщение всех усадит за индивидуальными компьютерами с иконой и молитвой – с негодованием думал Кирилл.
Раздумье про бога утешало Кирилла, оно создавало иллюзию быстрого воплощения в жизнь его навязчивой мечты, которую он торопливо подгонял последние недели.
После завтрака Кирилл посмотрел выступление очередного светского «философа- проповедника». В эти дни он популяризовал идеи Хайдеггера и Ницше. Призывал переформатировать религию, отказаться от церквей и создавать общины, где каждый бы был занят своим хозяйством. В современное время Кириллу казалось, что этот горе-философ с жиденькой и неухоженной бороденкой, несет какую-то чепуху. С пыльных полок достал «философский хлам» вдохновителей гитлеровцев и неуклюже вдыхает жизнь в эти мертвые афоризмы. Этот философ на своем популярном канале возвышал гордыню, кичась миллионными подписками с надменностью какого-то «попа», заявлял о своей электронной пастве, поучал ее. Кириллу казалось, что в эти дни настало время каких-то фриков, что это разверзлись небеса и сам Сатана вещает их голосом.
Конец ознакомительного фрагмента.