Шрифт
Фон
XVI. Путешествие
И когда все необходимое было сделано и каждый воин без страха и без робости занял свое место, они подняли паруса на рассвете дня Святой Бригитты, отправляясь из устья Лох Эйнорт на Южном Уйсте[17].
Выпал солнца шарик хрупкий
Из скорлупки,
Небо стало темным, хмурым,
Стало бурым;
Серой синью придавило,
И явило
Все тартанные расцветки
Напоследки.
Кратко вспыхнуло при этом
Семицветом,
И возник меж туч и радуг
Беспорядок.
Пестрый парус взмыл над райной
Неслучайно;
Заплескалась ткань сухая,
Набухая
Над щеглой, еще душистой
И смолистой.
Провисать возжам негоже,
Дрогам тоже,
Их концами укрепили
На ветриле.
Все закреплено надежно,
Что возможно
Для бойцов высокорослых,
Что на веслах.
Свод небес, пустых и сирых,
В темных дырах;
Туча крылья распростерла,
Скалит жерла.
Вскинулось над морем шквала
Покрывало
Грубое, в чернильных пятнах
Неопрятных.
Бурей океан измотан,
И встает он
То холмом, а то порою
И горою.
Злилась бездна роковая,
Завывая,
Злобно чавкая волною,
Как слюною.
В искрах моря опахало[18]
Полыхало,
Громоносна и багряна
Шла моряна.
Шла валов гряда седая,
Наседая,
Даль угрюмо лиловела
И ревела.
К небу нас морская сила
Возносила —
Паруса на гребне вала
Нам срывало.
Вниз несла волна другая,
Настигая:
Висли, как волокна пряжи,
Наши тяжи.
Бури уханье в сувое
Громовое;
Волн стенанье роковое
Горше вдвое.
Все отчаянней, все пуще
Шквал ревущий,
Но и кормщик в гневе диком
Шит не лыком.
Гребни пенные срезаем
И сползаем
В преисподню тьму подводну,
Чуть не пó дну.
Толпы яростных, злорадных
Чудищ смрадных,
Полный горьких сожалений
Крик тюлений.
Бесконечная болтанка,
Лихоманка,
Мозга взорванного брызги,
Треск и взвизги.
Рвется вопль из водной бездны
Бесполезный:
«Не покиньте раб смиренных
В долах пенных!»
Если выглянешь из лодки
В миг короткий,
Всюду прикоснется взор твой
К рыбе мертвой.
С ложа сорванные хлябью,
Плыли рябью
Горы донных, безобразных
Слизней грязных.
Море закипело чашей
Гнусной каши
С кровью мрази ядовитой,
Клешневитой,
Тошнотворной, маслянистой
И когтистой,
Многоглавой, бесноватой
И рогатой.
Из пучин всплывали орды:
Злые морды,
Сонмы чудищ вездесущих
И орущих.
Изнывало в этом вое
Все живое,
Внемля эдакому ору,
Сгинуть впору.
И стихия не сдержала б
Горьких жалоб
Демонов глубинноводных,
Безысходных.
К цели мчимся полным ходом
Вдаль по водам,
И в борта носы дельфиньи
Тычут свиньи[19].
И ворочается море
В тяжкой хвори
Меж ладьей и дальней сушей
Грузной тушей.
Нас в дороге постепенно
Топит пена,
И гремит над синей бездной
Гром небесный.
Круглых молний длятся пляски
Средь оснастки,
И висит над нами скверный —
Запах серный.
С морем небеса смешались,
Не решались
Огнь, Земля, Вода и Воздух
Дать нам роздых.
Но, поняв, что мы не сгинем
В море синем,
Вдруг притихла ширь морская.
Размякая.
На ладье – печальный гомон:
Руль поломан,
Вышли весла из уключин,
Всяк измучен.
Напрочь порваны на части
Наши снасти,
Напрочь выдраны кусины
Парусины,
Покорежена с испода
Вся колода[20];
Разломались, как тростины,
Решетины,
Нашесть дыбится любая,
Погибая,
И трещит доска кривая
Бортовая.
Хоть еще ветрило плещет
И трепещет,
Но, похоже, лопнут вожжи
Чуть попозже.
Все заклепки расклепало,
Все пропало.
Ничего, сказать по чести,
Нет на месте!
На ладье царит усталость:
Всем досталось.
Верить в то, что цело судно.
Нынче трудно.
У пролива на Гебридах
Сделав выдох,
Проявила буря милость,
Притомилась.
Удалилась с небосвода
Непогода,
Уступив черед отраде
Синей глади.
И молитва клана смело
Возгремела:
Сохранила нас сегодня
Длань Господня.
Паруса часы свои
Отслужили.
Мы щеглу на дно ладьи
Положили.
Вот и кончена дорога
До порога,
Нас гребок сосновых весел
К суше бросил,
Сделать шаг всего один
Надо скоро:
Каррикфергус – наш притин
И опора.
Только пища и вода —
Вся награда.
Но отсюда никуда
Нам не надо.
Шрифт
Фон