Она побарабанила пальцами по виниловому ремню, на котором висели наручники, оружие и газовый баллончик.
– Это глубоко. Так глубоко, что прямо-таки по-женски. – Это прозвучало почти одобрительно.
– Ты мне поможешь?
– Я твой друг. Только не втяни меня во что-нибудь грязное.
– Она хорошая женщина, а я не смог найти ее ребенка. Вот так.
Они помолчали.
– Джонни Мерримон, – первым заговорил Хант. – Узнаешь его, если увидишь?
– Увижу ребенка – буду знать, что это он.
Хант кивнул.
– За мной должок.
Он повернулся, но Тейлор остановила его.
– Должно быть, она – нечто особенное.
Замявшись на миг, Хант все же ответил – причин лгать он не видел.
– Они оба особенные. И она, и ее сын.
– Не хочу ничего сказать против, но почему?
Хант подумал о парнишке, пытающемся по-своему защитить мать, которую не желал защитить никто другой. Представил, как он покупает продукты в шесть утра, как швыряет камень в окно, и не один раз, а пять, только для того, чтобы отогнать Кена Холлоуэя от своей матери.
– Я видел их в городе еще до того, как это все случилось. Они всегда были вместе, все четверо. В церкви. В парке. На концертах. Чудесная семья. – Он пожал плечами. Оба понимали, что еще многое осталось несказанным. – Не люблю трагедии.
Конец ознакомительного фрагмента.