"Проняло", - радуясь, что нечто людское все же сбереглось в отравленных мозгах, подумал я; но тут страшная лысая женщина вновь неистово завизжала и ринулась - не на меня уже, на моего спасителя. Тот, не тратя более слов, через мое плечо выстрелил из парализатора, словно шампанское открыл. Газовая "пуля" - конденсат - облачком окутала ее голову.Отворотясь от упавшей, я, наконец, встретился глазами с незнакомцем. Массивный, вдолгополом кожаном пальто, он стоял на парапете, широко расставив ноги, левой рукою держа мощный фонарь, а правой - еще направленный стволом вперед парализатор. Что-то щемяще знакомое, но пока неуловимое читалось в его лице, прорубленном жесткими складками, с торчащими бритвенными помазками усов. Но я сразу перестал интересоваться мужчиной, увидев его спутницу.Сомнений не было: рядом с моим спасителем стояла та, темноволосая, статная, что днем молилась во Фроловской. Заложив руки за спину и покачиваясь с носков на каблуки, лукаво, таинственно улыбалась.Она первая подала мне руку, представилась: "Елизавета Долгорукова" - и предложила подвезти домой. Верзила-усач, назвавшийся Никитой Обольяниновым, помог мне выбраться на набережную, я уже едва волочил ноги....Господи, спохватился я, да на месте ли очки?! Целы ли стекла? Молю тебя, дорогой мой, я так часто тебя ругаю, называю садистом, ноты все-таки сделай, чтобы они уцелели... Левый внутренний карман... Правый... Футы! Целехоньки. Повезло. Слава тебе, Господи. В порядке мое главное сокровище...Наверху пофыркивала машина, черная с никелем, как в фильмах о третьем рейхе - огромный довоенный "хорьх", наверняка с обновленным нутром, но сохранивший исключительную старомодную солидность. Никита сел за руль; я, к великому своему удовольствию, оказался рядом с Елизаветой. Машина тронулась, как я и ожидал, грузно и мягко.Дорогою Елизавета, к вящему моему наслаждению, занялась моей ссадиной на затылке; даже жгучий иод не нарушал дивного чувства от ее заботливых прикосновений... Затем я спросил, кто они, случайно ли наткнулись на меня и решили спасти.- Человеколюбие случайным быть не может! - с тою же лукавинкой ответила Долгорукова. - Но уж коли мы с вами встретились, ответствуйте: каков род ваших занятий?Все внутри разом опустилось, радость погасла... Частная спецслужба, подумал я. Недаром у них и парализаторы, и эта машина, которая топится явно не чурбаками, а первоклассным бензином. Многие крупные фирмы обзаводятся такими службами, вооружают их до зубов, - недурная работенка для наших мест, где каждый второй отмечается на бирже труда! Слыхал я даже, что порою частные "армии" устраивают настоящие сражения, с артиллерией и авиацией... Вот, сейчас эта красавица меня ненавязчиво допросит. А потом? Не принимают ли они меня за кого-то другого, нужного, кого следовало бы спасти от нарков? Что сделают, убедившись в своей ошибке? Не попал ли я из огня да в еще худшее полымя?..- Итак, сударь, ежели сие не затронет вашей чести, - скажите, какое у вас ремесло? Или, может быть...- Нет, - сказал я. - У меня есть профессия, Елизавета, и весьма недурная. Хоть она и не сделала меня счастливым. Я, видите ли, киносценарист, - но не большой, который делает игровое кино, а совсем маленький. Двадцать лет подряд я ваял шедевры под названием "Техника безопасности в доменном производстве" или "Искусственное осеменение крупного рогатого скота"... Никита за рулем заржал, Елизавета и бровью не повела.На углу Крещатика и Хмельницкого, против выгоревшего остова ЦУМа, нас притормозили для проверки документов. (Позднее я узнал, что днем в этом месте разворотили-таки пластиковой миною бронефургон с голландским сыром; грабители сырные круги похватали, но пара сыров все же скатилась на Крещатик, и возникла бешеная драка прохожих.) Стоял смешанный патруль полиции, РСБ и межрегиональников; я разглядел неясную громаду танка, задранный хобот орудия.