Еремей для своих целей прихватил из Москвы дьяка Микитку Качалова и его сына Дмитрия, с которыми он уединился в отведенной ему комнате. Разговор шел с глазу на глаз:
– Ты, Микитка, и твой сын Дмитрий останетесь здесь в Угличе и будете следить за всеми слугами, которых я подкупил, и все мне будете сообщать через монахиню Евдокию. Ты, Микита, здесь будешь при дворе управляющим и будешь вести хозяйство, да не вздумай воровать, как ты это делал в Москве на своей должности. Работу исполняй честно, угождай Марии, чтобы она была довольна тобой, а тебе, Дмитрий, надобно завести дружбу со своим тезкой царевичем. Потакай ему во всем, заводи с ним разные игры, чтобы он в тебе души не чаял. Царевич – самолюбивый и властный мальчишка, поэтому ни в чем ему не перечь.
– И долго мы тут будем находиться? – с тоской в голосе спросил дьяк.
– Столько, сколько нужно будет. Может, для тебя лучше за воровство и взятки быть на каторге или висеть на дыбе?.. – перебивая Микитку, ответил Еремей.
Качалов тут же осекся, опустил голову и пробурчал себе под нос:
– Ладно, чего уж там. Сколько нужно, столько и буду находиться и выполнять все, что вы прикажете.
– Перво-наперво проследите, кто из бояр приезжает сюда. Бывает ли здесь Василий Шуйский? Постарайтесь подслушать их разговоры и сообщать мне.
– А мне что делать? – поинтересовался сын дьяка.
– А тебе, Дмитрий, подружиться с мальчиком так, чтобы он с тобой был во всем откровенен. Мальчик часто присутствует при разговорах взрослых и все слушает. А тебе только остается умело расспросить царевича, и он тебе все расскажет.
– А если он не захочет мне рассказывать?
– А ты расположи его к себе так, чтобы он тебе все сам выложил. Дети в этом возрасте еще глупы и отзывчивы, когда к ним проявляют внимание. Ты же знаешь, как он ненавидит царя и Годунова, вот на этом и подыгрывай ему, мол, царь и Годуновы такие и сякие…
– А можно ли это? – с испугом спросил Дмитрий. – Схватят меня по доносу соглядатаев – и на дыбу…
– Не бойся, не схватят, мы же знаем, что ты это будешь делать по необходимости, что ты верен России и царю нашему Федору.
– А как мы будем передавать все, что узнаем? – спросил Дмитрий.
– Очень просто. Здесь нами оставлена монахиня Евдокия. Ей и будете все сообщать, а она будет передавать все мне, когда будет появляться в Новодевичьем монастыре.
– Видел, недавно тут крутилась… – и, плутовато улыбнувшись, произнес: – Справная монашка. Я думаю, что мы с ней поладим.
Еремей строго взглянул на Дмитрия и, пригрозив пальцем, сказал:
– Не вздумай завести с ней шашни! Голову оторву! Она служитель церкви и несет сюда Божье слово.
Дмитрий опустил голову, пряча плутоватые глаза, тихо произнес:
– Я понимаю, Еремей Васильевич. Как скажете, так и будет.
– Тогда, коли вы все поняли, я пойду по своим делам. Еще Евдокию надо посетить в ее келье.
Монашку соглядатай застал за трапезой. Женщина не торопясь ела то, что ей подали с хозяйского стола, думая о чем-то своем, и сразу не заметила, как тихо вошел Еремей.
– Кушать изволите, Евдокия?
– Да уж, Еремей Васильевич, надо немного поесть, ведь целые дни провожу в молитвах.
– И это правильно, что Богу молишься. Не забывай молиться за нашего царя Федора Ивановича и матушку Россию.
– Да уж стараюсь, Еремей Васильевич.
– Старайся, старайся, милая, а о деле, что мы говорили с тобой, разумей.
– Вводите меня в грех, Еремей Васильевич. Ведь соглядатайство – это великий грех!
– Нет греха, Евдокия, коли это делается ради нашего царя-батюшки.
– Ну, разве что ради царя, то я согласна, чтобы уберечь его от плохих людей.
– Тогда слушай, что тебе надобно будет делать. Все, что тебе будут передавать мои люди, Качаловы Микита и Дмитрий, и то, что сама тут увидишь и услышишь, немедленно рассказывай мне. В Москву ты можешь без всяких подозрений ездить молиться в Новодевичий монастырь.
Еремей вплотную подвинулся к монашке, обнял ее за плечи, притянул к себе.
Все молодое налитое тело Евдокии содрогнулось и затрепетало. Но она стала отчаянно сопротивляться домогательствам соглядатая:
– Зачем вы, Еремей Васильевич, толкаете меня на великий грех, ведь я дала перед Богом обет, что отказываюсь от мирской жизни!
Еремей, распаленный страстью, молча стал стягивать с женщины ее монашеское одеяние, но у него ничего не получалось, тогда он повалил Евдокию на лавку, задрал подол. Обнажились белые стройные ноги и то место, к которому он так стремился.
Женщина вдруг ослабла, застонала, затрепетала. Соглядатай стал страстно целовать монашку в губы, в шею.
Евдокия отдавалась страстно, со стоном и всхлипыванием, еще больше вводя неожиданного любовника в страсть.
Наконец, утомленные любовью, они освободились от жарких объятий друг друга, сели на лавку.
– Господи! Господи! Ты сатана, Еремей, ввел меня в такое искушение! Теперь мне не замолить свой грех.
– Ничего, замолишь, Евдокия, но будешь знать, что если об этом узнает игуменья, тебя изгонят из монастыря. Так что исправно выполняй все, что я тебе сказал.
Женщина истово молилась, накладывая крест один за другим.
Соглядатай потрепал Евдокию по плечу, пообещал:
– Теперь, моя дорогая, как только мы вновь встретимся, я тебя опять введу в искушение.
Евдокия, пряча от стыда глаза и не глядя на неожиданного своего любовника, прошептала:
– Свят! Свят! За что же мне такое наказание? И как мне теперь освободиться от этих сатанинских наваждений!
– Никак ты, Евдокиюшка, теперь от меня не освободишься. Теперь ты в моем распоряжении… – Уходя из кельи, напомнил: – А про дело, которое я тебе поручил, не забывай.
Еремей, не торопясь, вышел из кельи монашки, направился в терем к Марии Нагой, чтобы сообщить ей, что сегодня отбывает в Москву.
Молодая розовощекая служанка доложила Марии, что к ней пожаловал посланец из Москвы.
Нагая тут же распорядилась провести его в свою светлицу, где она занималась рукоделием, а рядом, за небольшим столиком, сидел царевич Дмитрий и читал книгу в кожаном переплете.
Войдя к царице, соглядатай низко поклонился, перекрестился на образа и смиренно произнес:
– Бог вам в помощь. Вы все хлопочете в праведных трудах, рукоделием занимаетесь.
Мария грустно улыбнулась и указала гостю на лавку:
– Садись, Еремей Васильевич, и рассказывай, что там у вас новенького в Москве.
– Да что там новенького, как жили прежде, так и живем, – односложно ответил царский посланец, затем добавил: – Может, что еще надо, так говорите, не стесняйтесь, в следующий раз привезу.
– Ты и так привез нам много дорогих подарков из Москвы. Мы этим вниманием премного довольны.
– Я был послан к вам лично царем Федором Ивановичем, чтобы доставить вам дорогие меха и золотые украшения, и разных яств, и всяких припасов, чтобы вы ни в чем не нуждались.
Мария выпрямилась, оторвалась от рукоделия, лукаво посмотрела своими красивыми карими глазами на собеседника, улыбнулась, довольная его сообщением о подарках. Ее лицо преобразилось, засветилось. Женщина легко встала, прошлась по светлице. Она была по-прежнему стройна и красива. Еремей невольно засмотрелся на свою собеседницу.
Конец ознакомительного фрагмента.