– «Никогда не позволяйте джентльмену снимать кольцо с вашего пальца или расстегивать браслет, чтобы его рассмотреть, а главное, ни в коем случае не разрешайте ему изучать приколотую к платью брошь – это совершенно недопустимо. Настоящая леди должна сама снять драгоценности прежде, чем показать их джентльмену». «Никогда не отправляйтесь в путешествие в белых шелковых перчатках, никогда…»
– Спасибо, этого более чем достаточно.
Голос у нее был строгий, но в глазах промелькнул, веселый огонек. Только теперь Броуди осознал, как сильно ему этого не хватало. Они улыбнулись друг другу, потом она спохватилась, напустила на себя холодность и принялась заново складывать все салфетки.
– Итак… – Не спуская с нее глаз, он рассеянно провел пальцем по ножу для масла. – Как мне называть этих людей? Насколько хорошо я с ними знаком?
Анна уже успела вернуть себе обычную сдержанность: в ее голосе ему почудилось морозное дыхание зимы.
– Мистера Миддоуза вы называете Эдвином, а остальных – миссис Миддоуз и мисс Миддоуз. И мистер Траут. Они наши соседи в Ливерпуле. Мистер Миддоуз – владелец нескольких спичечных фабрик.
– Нескольких фабрик? Он богат?
– Полагаю, что да.
– А Нику нравились эти люди?
Она помедлила.
– Я не слишком хорошо их знаю. Они недавно поселились по соседству. Более тесные отношения с ними поддерживает моя тетя Шарлотта. Единственный, о ком вам следует беспокоиться, это мистер Миддоуз; они с Ником были членами одного клуба. Ах да, после обеда, когда вы с Эдвином останетесь наедине в столовой, предложите ему стакан кларета, а не портвейна.
– Почему?
– Потому что он консерватор. – Броуди ошеломленно заморгал, а Анна почувствовала, что краснеет.
– Либералы пьют портвейн, а консерваторы – кларет, – неохотно пояснила она. – Это традиция.
– А что пил Ник?
Долгая пауза.
– Кларет.
Броуди удивленно покачал головой.
– Да, кстати, я забыл: кто такой Траут? – спросил он минуту спустя.
– Это отец миссис Миддоуз. Он живет с ними вместе. Насколько мне помнится, он подвизался в торговле, пока не ушел на покой.
– Подвизался в торговле?
– Кажется, он держал магазин.
– Вот оно что.
Броуди подошел к буфетной стойке и, согнув колени, посмотрелся в низко висевшее над ней зеркало. Ему все время хотелось поправить галстук-бабочку.
– Вы уверены, что мужчины действительно носят эти бантики?
Анна не ответила. Броуди смахнул ворсинку с рукава и отвернулся от зеркала.
– Почему они опаздывают? Вы же звали их к семи, разве нет?
– Да. Это значит, что они появятся не раньше чем без двадцати пяти восемь, – кратко пояснила Анна.
– Почему?
– Потому что так принято.
– Но почему? Неужели трудно прийти к семи, если их звали к этому часу?
Она вздохнула:
– Просто таков обычай.
На этот раз Броуди задумался надолго.
– Откуда вы знаете все эти вещи? Я хочу сказать, откуда вам все становится известно, если для нас, простых смертных, все это – тайна за семью печатями? Это где-нибудь записано? В какой-нибудь книге?
Легкомысленный шутливый ответ замер у нее на языке. Броуди не пытался язвить: Анна поняла, что он действительно не понимает этих светских условностей. Он ждал, что она сейчас скажет ему правду, откроет какой-то секрет для посвященных.
– Это просто… Я не знаю, как это объяснить. Такие вещи узнаются постепенно, с течением лет. От окружающих, от старших…
– Вы хотите сказать, что это передается из поколения в поколение? – уточнил Броуди.
– Полагаю, что да, в каком-то смысле. Все эти правила, в общем-то, произвольны. Они просто придуманы, понимаете? Ничего особенного в них нет.
И с какой стати она пытается щадить его чувства? Анна и сама бы не смогла ответить на этот вопрос. Лицо Броуди было непроницаемым, а его следующие слова заставили ее умолкнуть.