– Вот оно, мое невезение! Мне достался один месяц свободы, от силы два, и я должен провести их в компании какой-то кикиморы!
– Послушайте меня, – ощетинился О'Данн, приподнимаясь на локте, – и запомните: в разговоре с миссис Бальфур вы будете держаться в рамках приличий. Вам понятно? Попробуйте бросить на нее хотя бы один взгляд, который придется мне не по вкусу, – и вы мигом вернетесь назад в бристольскую тюрьму. Оглянуться не успеете!
Броуди почесал сильно отросшую бороду и с любопытством взглянул на него.
– Вот как?
– Да, именно так. За вами постоянно будут наблюдать, вас ни на минуту не оставят наедине с ней. Но я хочу прямо сейчас получить от вас обещание, что вы будете обращаться с ней почтительно и вежливо.
– Похоже, вы хотите получить с меня целую кучу обещаний, мистер О'Данн.
Перед тем как освободить его из заключения, они уже взяли с него слово, что Броуди не попытается бежать, а когда вся эта нелепая заваруха закончится, покорно вернется в тюрьму и будет гнить там до конца своих дней.
– Итак?
На Броуди накатил приступ упрямства.
– И что мне за это будет? Нам с вами известно, что тот, кто убил Ника, скорее всего повторит попытку, на этот раз покушаясь на меня. Так что не прикидывайтесь моим спасителем, ладно? По правде говоря, вы больше смахиваете на черта, предлагающего мне спуститься в ад через запасной люк.
– Ваше обещание, – хмурясь, напомнил О'Данн. Броуди раздавил папиросу о стену, оставив на ней черное пятно пепла.
– Обращаться с ней почтительно? Да ради бога. Даю торжественную клятву. Если эта дамочка такая уродина, сдержать слово будет совсем нетрудно.
Тонкие губы О'Данна сжались в ниточку от гнева.
– А знаете, я уже видел вас раньше.
В глазах Броуди засветился интерес.
– Когда?
– Год назад. В ливерпульских доках.
Он замер, старательно делая вид, будто ничего особенного не происходит, в то время как Броуди чуть не подскочил на койке.
– Так это вы были тогда с Ником?
Адвокат кивнул. Броуди отвернулся и уставился на стенку каюты прямо перед собой. Он прекрасно помнил тот день, когда в последний раз видел своего брата.
Прошел год, но ему казалось, все случилось нынешним утром. Ник выглядел так элегантно в модном костюме, шелковой рубашке, шейном платке с жемчужной булавкой. Даже щегольской тросточкой обзавелся! Броуди едва не задохнулся от радости, как только его увидел. Напрочь позабыв о своей потрепанной моряцкой робе, он бросился к брату и протянул руку для приветствия.
Сначала Ник побелел, потом побагровел. Он попытался улыбнуться, но в тот же миг его лицо замкнулось. «Извините, сэр, вы обознались», – произнес он бесстрастным голосом, которого Броуди так и не смог забыть.
А потом он ушел. Человек, который был с ним, дважды оглянулся с любопытством, пока они не скрылись за углом.
Броуди с усилием разжал стиснутый кулак и сделал глубокий вдох. Известие о смерти Ника причинило ему страшную боль: это было еще хуже, чем ожидание собственной казни в тюремной камере. Казалось, убили его самого – зарезали насмерть глухой ночью прямо на глазах у женщины, с которой он только что обвенчался, с которой только что занимался любовью.
Броуди сел на койке, стараясь сдержать обуревавшие его чувства, и крепко зажмурился, потирая рукой лоб.
– Ник объяснил вам, кто я такой?
Немного помедлив, О'Данн кивнул: – Да.
Ему стало чуточку легче. Значит, Ник признался хотя бы одному человеку в том, что у него есть брат. До этой самой минуты Броуди даже не подозревал, насколько для него это важно.
– Вы с ним были близкими друзьями?
И опять О'Данну потребовалось время, чтобы обдумать ответ. – Да.
– Что же он рассказал обо мне?
– Он сказал, что вы мошенническим путем присвоили все сбережения вашего отца и сбежали из дому, когда вам было четырнадцать лет.
Воздух со свистом вырвался из легких у Броуди, как будто кто-то со всего размаху ударил его поддых.