— Ей было невыносимо смотреть на Таннера, и она уставилась на лежавшую на траве шахматную доску. — Поэтому не проси меня на своем смертном одре не убивать Хоббса Дженнингса.
— Кто сказал, что выполнить последнее желание человека легко? В этом-то весь смысл этого желания. Если бы его можно было легко выполнить, человеку не пришлось бы ждать смертного одра.
Она поискала глазами Ханратти и поманила его, чтобы он сыграл с Пичем в шашки. Когда Ханратти подошел, она надела солнечные очки и направилась к ветлам, на которых она развесила сушиться вещи Пича.
— Я ждал, когда вы кончите играть в шахматы, — сказал Таннер, заглядывая в чистое дуло пистолета.
— Я вас не видела, — солгала она. Она взглянула на арсенал оружия, выложенного на траве рядом с ним. — Это мое ружье.
— Я его почистил. — Она не ответила, и он посмотрел на нее, щурясь от солнца. — Считайте это началом моего ухаживания.
— Ах так! Тогда я думаю, что это правильно. — Она на минуту задумалась. — Только бы это не вошло в привычку. Я имею в виду — рыться в моих вещах.
— Я также нарвал для вас цветов. — Он протянул ей букет. Фокс уставилась на него в растерянности. Она совсем не разбиралась в цветах. Розу она, возможно, и узнала бы, но это были крошечные розовые цветочки и какие-то колючие голубые веточки, которые часто попадались ей на дорогах, но она никогда не обращала на них внимания.
— Достаточно было почистить мое ружье. — Она понятия не имела, что ей делать с этими полевыми цветами.
— Мне показалось, что для ускоренного ухаживания два подарка будут лучше, чем один, — улыбнулся он. — И у меня есть для вас еще кое-что. Сядьте, я сейчас вернусь.
Фокс посмотрела в сторону лагеря. Никто не сидел у огня — для этого было слишком жарко. Ханратти и Пич сидели друг против друга, склонившись над шахматной доской. Джубал Браун ушел на пастбище, чтобы осмотреть раны животных.
Огромное белесое небо простиралось у нее над головой. Воздух был полон ароматами пробуждающейся природы, тучи насекомых жужжали над поверхностью воды.
Фокс опустилась на землю и стала ждать, что еще подарит ей этот великолепный теплый день, кроме ухаживания. В такой день обязательно должно случиться что-нибудь хорошее.
Таннер появился из-за деревьев с кувшином, обвязанным вокруг крышки веревкой.
— Ледяная вода, — торжественно провозгласил он. — Или почти ледяная. Кувшин стоял в воде два часа.
Радостно рассмеявшись, она взяла чашку, в которую Таннер налил воды, и сделала глоток.
— Чудесно!
Таннер протянул ей носовой платок.
— Он чистый.
— Спасибо. — Она намочила платок водой из чашки и приложила его к лицу. — Господи, как же это приятно. Но у меня нет ничего для вас.
— А я ничего и не жду. Я же должен ухаживать.
— Я думала об этом. А сколько времени длится ухаживание?
— Иногда годы, — сказал он улыбаясь.
— Годы? — В утонченном мире были вещи, о которых Фокс, честно говоря, не имела никакого понятия. Женщинам не разрешалось пить алкоголь, курить или, например, ругаться. А теперь еще оказывается, что ухаживать можно годами. — У нас нет такого времени. — По расчетам Фокс у них было чуть больше двух месяцев до того момента, как они прибудут в Денвер. — Мы и так затянули с началом.
— Наоборот, мы идем по ускоренному графику. — Он откашлялся. — Позвольте сказать вам, мисс Фокс, вы сегодня выглядите особенно прелестно.
Она упала на спину и расхохоталась.
— Моя коса растрепалась, я вспотела, и вся одежда прилипла к телу. Сапоги я не чистила с тех пор, как мы уехали из Карсон-Сити. Но пока мне все нравится. Скажите еще что-нибудь.
— Ваши волосы чудесного цвета. Их словно поцеловало солнце. И у вас удивительно красивые уши. — Он усмехнулся.
— У меня на голове колтун, а у одного уха не хватает мочки.