Помню ли я? Этого я никогда не забуду! Я могла мысленно перенестись туда в любое мгновение! Это всегда стояло передо мной!
Он протянул руку через стол и крепко сжал мои пальцы.
— Прости! Я не должен был напоминать тебе об этом!
— Ничего, — ответила я. — Но этого я никак не могу забыть!
— Это было ужасное испытание для тебя! Но, слава Богу, я проезжал мимо!
— Он умер из-за этого, — сказала я. — Я не могу забыть об этом.
— Это лучшее, что могло с ним случиться. У него не были мужества посмотреть правде в глаза, когда он открыл свое истинное лицо, а между тем все время корчил из себя святошу.
— Он, наверное, был в страшном отчаянии, когда пошел в конюшню и повесился…
— Не думай о нем, как о мученике. Будь счастлива, что я оказался рядом. Я не испытываю сожаления!
— А вы не думали, что он умер потому, что знал, как вы его презираете? Тогда в лесу, я была убеждена, что вы его убили. Вас это не волнует?
— Нет. Он был трусом и лицемером, изображая из себя святого, а поступал, как грязное животное! Я могу только paдоваться, что смог помочь тебе и разоблачить его! Лучшее, что он сделал, — это то, что он избавил мир от своего гнустого присутствия — и, дорогая моя Фредерика, твое благополучие гораздо важнее его жалкой жизни! Посмотри на это с такой точки зрения, и у тебя не останется чувства жалости к этому отвратительному созданию. Мир избавлен от него; я был бы оправдан, если бы убил его, но гораздо удачнее что он сам это сделал!
На его лице не было сочувствия, но я все еще не могла отрешиться от мысли, что несмотря на все это мистер Дориан хотел быть добрым,
Криспин продолжал: I
— Просто я не должен был снова это ворошить! Я хотел убедиться, что тебя это не тяготит! Не нужно! Жизнь иногда может быть отвратительной, и ты должна это понять. Вспоминай о приятном и выкинь все дурное из головы!
Теперь он очень доброжелательно улыбался мне, и я вспомнила слова Тамарикс о том, что, если мы спасли кого-то от чего-то ужасного, мы любим их, потому что это напоминает нам, как сами добры и благородны.
— Хочешь еще семги? — спросил Криспин.
— Нет, спасибо!
— Ладно, теперь скажи мне, что ты думаешь о мисс Флоре? Вы с ней часто беседуете, не так ли?
— Немного. Но я говорила вам, что в ее словах мало смысла.
— Ты думаешь, что иногда она понимает, что куклу подменили?
— Кукла действительно не очень похожа на старую, правда? Теперь делают кукол в другом стиле, а та у нее была старинная…
— Но она же не сказала, что это не та…
— Нет, но она выглядит озадаченной… Правда, такой она бывала в последнее время.
— Как будто пытается что-то вспомнить?
— Скорее обратное: пытается не вспоминать…
— Она пробовала что-нибудь тебе рассказать?
Я колебалась, а он пристально наблюдал за мной.
— Да? — выпытывал он. — Как бы пытается что-то тебе открыть?
— Это картинка в детской, — сказала я, — она все время смотрит на нее и в это время что-то тихонько шепчет. Мне удалось разобрать только: «чтобы тайну никогда не раскрыли!»
— Так эта картинка…
— Не знаю! Полагаю, дело в ней. На память мне пришел разговор с Гастоном Марчмонтом во время танца, и я продолжила:
— Должно быть, произошло что-то, лишившее ее рассудка… что-то очень драматичное. Вероятно, это имеет отношение к какой-то тайне, которая никогда не должна быть раскрыта.
Криспин спокойно смотрел в тарелку, пока я говорила.
— Наверное, это случилось давно, когда вы были младенцем. Это так напугало ее, что она лишилась разума. Вероятно, она была виновата и делает вид, что ничего не произошло… и хочет вернуться в более ранние дни. Поэтому она и хочет, чтобы вы для нее оставались младенцем…
Он медленно произнес:
— Интересная теория!
— Меня, правда, смущает, что если бы что-то действительно случилось, люди бы об этом знали. Но, может быть, об этом знает только Флора! Все довольно таинственно.