Обсуждать было нечего, и они начали с того конца, где лестница. Там было чуточку чище. Дальше громоздились старые занозистые столы и сломанные стулья, к дальнему концу комнаты их становилось все больше и больше, а всю заднюю стену скрывала паутина — Муру и в голову не приходило, что простая паутина может быть такой толстой и пыльной. К тому же у лестницы было слышно, как в комнате наверху кряхтит и бормочет господин Таррантул, а значит и он их слышал. У обоих мальчиков засело в голове, что если он будет слышать, как они стараются, то все-таки решит принести им поесть.
Они мели несколько часов напролет. Они вытирали пыль какими-то ошметками древних тряпок. Мур нашел старый мешок, и они ссыпали в него полные совки пыли, паутины и битого стекла. Они с шумом шаркали метлами по полу. Тонино выволок из другого угла еще кучу всякого хлама и нашел под ним тюфяки. Они были засаленные, комковатые и такие сырые, что на ощупь казались мокрыми.
Мур с грохотом свалил поломанные стулья в кучу и разложил на них пропахшие плесенью тюфяки, чтобы проветрить. К своему большому удивлению, он обнаружил, что расчищено уже полкомнаты. В воздухе клубилась пыль, из-за нее у Тонино текло из глаз и из носа, одежда и волосы у мальчиков были все в пыли, а лица — в серых полосах. Руки были черные, а под ногтями еще чернее. Мальчики хотели есть и пить и совершенно вымотались.
— Мне надо попить, — просипел Тонино.
Мур еще раз подмел лестницу, стараясь при этом побольше шуметь, но господин Таррантул ничем не показал, что слышит их. Может, позвать его?.. Однако для того, чтобы осуществить задуманное, потребовались изрядные усилия. И почему-то вышло так, что Муру не удалось назвать господина Таррантула господином, как он ни старался. Мур вежливо постучал в дверь и крикнул:
— Простите, сэр! Простите, сэр, мы очень хотим пить!
Ответа не последовало. Когда Мур прижался ухом к двери, возни господина Таррантула слышно не было. Мур мрачно спустился обратно.
— По-моему, его там нет.
Тонино вздохнул:
— Он узнает, когда мы все уберем, и тогда вернется, не раньше. Он волшебник, это точно!
— Но передохнуть-то нам можно! — сказал Мур.
Он оттащил тюфяки к стене и устроил из них подобие дивана. Оба с радостью уселись. Матрасы все еще были страшно сырые и ужасно воняли. Мальчики изо всех сил старались этого не замечать.
— А почему ты решил, что он волшебник? — спросил Мур, чтобы отвлечься от вони и сырости.
— По глазам, — ответил Тонино. — У тебя такие же глаза.
Мур вспомнил круглые блестящие глаза господина Таррантула и поежился.
— И совсем не такие! — обиделся он. — У меня глаза голубые!
Тонино опустил голову и обхватил ее руками. — Извини, — прошептал он. — Я почему-то на секунду решил, что ты волшебник. А теперь я и сам не знаю, что я думаю.
При этих словах Мур встревоженно заерзал. Было очень страшно обнаружить — если позволить себе это заметить, — что стоит ему о чем-то подумать, особенно о магии, и тут же оказывается, что думать особенно не о чем. В этом холодном подвале осталось только то, что было прямо здесь и прямо сейчас: гнусный, как из щербатого рта, запах тюфяков и сырость, которая выползала наружу вместе с вонью и уже пропитала одежду.
Тонино рядом с ним снова задрожал.
— Нет, так не годится, — решил Мур. — Вставай.
Тонино неловко поднялся.
— По-моему, это какие-то чары, чтобы мы его слушались, — вздохнул он. — Нам же сказали, что взять тюфяки можно будет, только когда мы все приберем.
— А мне наплевать, — отозвался Мур.
Он взял верхний тюфяк и потряс его, чтобы вытряхнуть вонь — или чары.