Она сравнялась с ним — удар за удар, поцелуй за поцелуй. Когда Дру так сильно прижал ее к себе, что стало трудно дышать, Тори пережила парадокс страсти.
Сжатая его сильными, мускулистыми руками, она чувствовала себя свободной и необузданной, как орел, парящий над горной пропастью. Обрушившиеся на нее эмоции были неистовы и интенсивны, и она почти ощущала, как все оковы спадают с нее, а сама она исчезает за горизонтом.
На Тори обрушился проливным дождем водоворот ощущений, и она убрала коготки. Вспышки яркого белого света бомбардировали ее до тех пор, пока мир не взорвался спектром ослепительных красок. Казалось, что она преодолела царство реальности, блуждая в раю, упиваясь каждым попадающимся на пути ощущением…
Дру казалось, что он быстро плывет по течению стремительного потока, который тащит его к кипящему водопаду. И вдруг он попал в тихий пруд, чтобы покачаться на ряби вод. Он чувствовал себя выжатым, словно отдался целиком на то, чтобы разделить невыразимую страсть, которая разрушила его тело и сделала ум немым и замороженным. Тори расшатала его самообладание, и он чувствовал себя, словно гора, разнесенная на кусочки сильным зарядом пороха.
Дру нежно потерся носом о нос Тори и улыбнулся ей.
— Зачем мне кого-то еще искать, когда ты возносишь меня на вершину блаженства, плутовка? — выдохнул он.
— Действительно, зачем, — задохнулась Тори, ненавидя его за то, что он использовал страсть как аргумент в свою защиту.
Зная, каким страстным любовником был Дру, она могла представить себе, что он чувствует такое же удовлетворение в руках любой женщины, хотя ей и хотелось верить обратному. Но это не так. Элеонор и Софи убедили ее, что испытали такое же наслаждение, что и она.
Дру озабоченно нахмурил бровь. Ему никак не удавалось убедить Тори в ее необычайности и редких способностях к любовным утехам, равно как и в том, что он верен ей. Взгляд, которым она его одарила, подтверждал ее мысли.
— К черту, Чикаго, нет и не будет никого другого, — пробормотал он в изнеможении.
— Конечно же, нет, — саркастически отозвалась она, кусая дрожащие губы. — А теперь, будь добр, переползай на свою сторону. Я хочу поспать. Завтра утром мне надо будет заняться упаковкой вещей; я возвращаюсь в город.
Дру перекатился на свою сторону, бросив при этом на нее горящий злобой взгляд.
— Никуда ты не поедешь, — огрызнулся он тоном, не терпящим возражений. — Можешь посещать Калеба когда тебе угодно, но к сумеркам лучше тебе быть в нашей супружеской кровати, дорогуша! Понятно?!
— Ненавижу! — разочарованно выпалила Тори.
— Неужто? — ухмыльнулся Дру, протягивая руку и вытаскивая подушку из-под головы Тори. — Ты так много раз мне это говорила, что я могу и поверить.
— Так тебе и следует сделать, — буркнула она, начиная борьбу за единственную подушку.
Когда она наконец завладела ею, то проворно ударила его по голове, втайне желая, чтобы это был молот, а не легкая пуховая подушка. Затем она повернулась к нему спиной.
— Я уеду домой, как только мать или отчим освободят меня.
— Скатертью дорога, — злобно прорычал он. — Так, видимо, будет лучше всего для нас обоих.
— Аминь! — яростно фыркнула Тори.
— Я устал угождать тебе, Чикаго. У меня достаточно забот и без сварливой жены под ногами.
Вот это уже действительно больно! Тори была готова вопить, как покинутый ребенок. Но она не сделала этого, а только гневно закричала:
— Я до смерти устала притворяться, что ты меня волнуешь, когда на самом деле это далеко не так… Я разыграла эту комедию ради твоей семьи, а теперь хочу домой, чтобы забыть, что мы с тобой вообще встречались! — заявила она, чтобы уязвить его так же сильно, как и он ее.
— Отлично! — прошипел Дру сквозь зубы.